Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Мы часто вспоминаем о кратком пребывании в компартии Пикассо и Магритта, о левых взглядах Хемингуэя и Сартра. Поскольку то были люди, артикулировавшие мысль четко, прока от их исканий рынку было мало. С тех пор знамена левого дискурса рекрутировали тысячи темных радикальных новаторов, и работа закипела. Так называемые новые левые — анархисты и концептуалисты, троцкисты и авангардисты, художественная артель «Жижек и Ко», оформляющая слеты капиталистов социалистическими лозунгами, — разрушали застарелую мораль повсеместно. Международные биеннале petty-bourgeois давно стали мастер-классами марксизма, и это всем удобно. «Что надо сделать, чтобы спрятать лист? — спрашивает Честертон. — Надо посадить лес». Именно насаждение разжиженного марксизма в головы «авангардистов» способствовало процветанию нового корпоративного порядка. Нет более надежного лекарства от революций, чем антиреволюционная вакцина в виде салонной революции. Подобно тому как словом «авангард» стали именовать гламурные произведения рынка, так «социальными бунтарями», «социальными философами» стали называть фразеров, развлекающих буржуазию в театрах. Протестная частушка, исполненная перед финансовыми магнатами в лондонском театре, или лекция об авангардном сознании, прочитанная на Венецианской биеннале, — салонный протест востребован временем. Так называемый второй авангард, явление сугубо декоративное, и то социальное явление, которое можно именовать «протестным движением менеджеров», по риторике напоминает марксизм: диспутанты атакуют власть и т. п. Обличения государству (конкурирующей корпорации) бросали интеллигентного вида конферансье и новаторы, похожие на настоящих художников; их терминология почти соответствует марксистской, правда, они трудящихся освобождать не собираются.

Парадоксальным образом сегодня трудящиеся заинтересованы в государственной защите, в сохранении института государства, которое выплатит пенсии, а функцию революционного класса на площадях выполняют рантье. Атака второго авангарда и менеджеров на государственный аппарат атрибутикой похожа на революцию, но это, разумеется, контрреволюция, это то явление, которое Маркс называл «18 брюмера Луи Бонапарта».

Некогда Гегель сказал, что история повторяется дважды, а Маркс добавил, что второй раз история повторяется в виде фарса. Эту фразу из «18 брюмера Луи Бонапарта» любят цитировать, не вспоминая при этом о содержании статьи, а оно крайне неприятно для нынешнего дня, ибо день нынешний воспроизвел фальшь и фарс Наполеона III. Маркс показал, как на смену революциям XVIII в. приходят маленькие буржуа, изображающие из себя революционный класс, готовые предать и рабочих, и друг друга по первому требованию финансовой необходимости. Алгоритм повторяется бесконечно, а фарсовый эффект неумолимо нарастает.

Буржуазные революции в мире сменились революциями petty-bourgeois; трагические пролетарские революции мутировали в революции менеджеров, которые обозначили себя сегодня как «гегемонов»: им так хотелось оттеснить от процесса истории рабочих, что они потребовали оценки своего первородства, а пролетариям дали чечевичную похлебку — и испытанное средство подействовало.

Маркс вовсе не имел в виду спасение одной страты населения: он предполагал, что пролетариат своей свободой даст пример всем, разрушит «царство необходимости», но в результате скверного прочтения «Капитала» случилось соревнование за право быть гегемоном и за чечевичной похлебкой выстроилась очередь.

Новый класс-гегемон ждет нового вождя, его пока что нет. Революции менеджеров замерли в ожидании Луи Наполеона, скоро возникнет пародия и на Луи Наполеона, ибо даже герой Седана по отношению к сегодняшнему менеджеру выглядит излишне серьезно.