Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Здесь необходимо привести взгляд философа, выстраивающего перспективу преемственности в исторических проектах. К. Кантор («Двойная спираль истории») рассматривает марксизм как один из парадигмальных проектов истории — наряду с ренессансным проектом и христианским; все они суть развитие Первопарадигмы, т. е. общего замысла Творца. Эти концепции последовательно сменяли друг друга, не отменяя, но обновляя общую цель; эти проекты находятся (по К. Кантору) внутри единого направленного исторического процесса и связаны между собой; процесс, однако, не линейный, поскольку история корректируется социокультурной эволюцией, что заставляет историю возвращаться и начинать путь сначала. Восхождение к свободе, тем самым, происходит по спирали, с неизбежными потерями и повторами.

То, что марксизм и христианство связаны, говорили и прежде (так, К. Поппер вынужден был признать, что «влияние Маркса на христианскую религию можно, по-видимому, сравнивать с влиянием Лютера на Римскую церковь. Обе эти фигуры привели к контрреформации, к пересмотру этических норм. Если христианство стало сегодня на путь, отличный от того, которым следовало 30 лет назад, то этим оно обязано влиянию Маркса»), отмечали это и Шестов, и Федотов. Однако Кантор говорит не о влиянии христианства на марксизм (и наоборот, как видит процесс Поппер). В «Двойной спирали истории» рассматривается такое развитие истории, при котором модели христианства, Ренессанса и марксизма действуют, как бы перенимая эстафету единого божественного замысла: «…у Христа, а вовсе не у Гегеля и не у Сен-Симона принял Маркс эстафету всемирной истории» («Двойная спираль истории»). В этом понимании истории моим отцом, как и вообще в преемственности мысли от отца к сыну как главной метафоре истории, я вижу сегодня надежду развития.

Поворот к марксизму сегодня есть поворот к категориальному и — что критично важно — историческому мышлению.

В годы советского догматизма, как и в годы недавней культурной контрреволюции, употребить имя Маркса среди интеллектуалов считалось едва ли не зазорным; историческое мышление было высмеяно, категориальное полагание — опровергнуто. Требовалось интеллектуальное мужество, чтобы продолжать думать о том, что освобождение человечества — не демагогия, что помимо прогресса есть иные ценности, что свобода и права личности — не конечная цель истории.

Скажем, те, кто верит в Христа, считают, что жизнь души — это реальность, причем в большей степени реальность, нежели существование корпорации «Газпром». Маркс считал, что существование исторической цели столь же очевидно, как существование жизни души. И, надо сказать, эти утверждения не находятся в противоречии. Нам явлен единый замысел. Марксизм не может умереть, пока живо христианство, т. к. это одна из трактовок божественного промысла, это один из вселенских соборов и, возможно, важнейший.

7

Когда все идет прахом, граждане стран, поименованных прогрессивной цивилизацией, спрашивают: почему опять? Неужели не научились? Неужели жадность опять всем помешала? Неужели нельзя было вместо яхты построить больницу?

Паникерам терпеливо объясняют, что не в яхте дело: ну откажется этот заслуженный буржуй от яхты, ну построят одну больницу — и что, детская смертность уменьшится? Смотрите на вещи глобально. Граждане причитают: а что если все яхты обратить в больницы? Если все дворцы сделать детскими садами? Что если вообще яхты не строить для частных нужд? Если все будут работать не на свое собственное благополучие, но на общественное? Таким оголтелым людям объясняют, что так уже пробовали, ничего не вышло. Видимо, нужен разумный компромисс: брать всего по одной яхте в руки, строить не более двух дворцов на одну семью буржуев. И граждане, пристыженные, умолкают — понятно, что в концлагерь они попасть не хотят. Уж лучше пусть у буржуев будут яхты. А мир между тем сползает к войне, и концлагеря строят заново.

На руинах цивилизации собирается ответственная группа правителей — и правители не могут договориться, как мир спасти: никто не в силах произнести антицивилизационный лозунг. Очень трудно отказаться от стяжательства, особенно когда многие мудрецы утвердили, что именно рынок есть основа прогресса. Рынок ведет к прогрессу, а прогресс движет историю — вот и все, какие еще вопросы? Однако мир треснул, и вопросы появились.