Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

По-видимому, прогресс и история — понятия не тождественные. И вопросы следующие. Возможно, рынок хорош не всегда? Ни Ван Гогу, ни Данте, ни Рабле рынок точно не помог, а миллионы бедняков погубил; а вдруг совсем не в обмене, но в единении спасение? Цивилизация обмена рождает прохвостов — на рынке всегда и все ловчат; ценно только то, что дается даром. Но произнести такие кощунственные слова не решаются; лидеры демократий, сегодняшние Луи Наполеоны, обмениваются приветствиями, плотно кушают, разъезжаются по своим кабинетам. Не договорились. Восстали против коррупции в одном месте и утвердили коррупцию повсеместно: собственно говоря, коррупция имманентна либеральному рынку — происходит превращение любого движения души в меновую стоимость. Победить коррупцию в принципе невозможно: коррупция есть главный мотор прогресса. И какой же договор получится там, где надо «обменяться» гарантиями взаимных выгод? А «обмен гарантиями выгод» исключает отрицание обмена как панацеи истории.

Они никогда не договорятся, но что делать остальным?

8

Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма.

Все силы современной демократии, или, точнее сказать, того субститута демократии, который выдается за ее истинное лицо, объединились для священной травли этого призрака.

Здесь прежде всего авторы того проекта, который провалился, — проекта глобальной демократии, строя, мало чем отличного от выдуманного пугала «тоталитаризма». Этот жупел «тоталитаризм» изобрели поверх истории и вопреки истории как заклинание против призрака; но магическое слово не работает, призрак опять появился. Он бродит по старым площадям обедневшей Европы, он заходит в старые университеты и сидит среди школяров. Он подкладывает студентам тома Данте и Рабле, он раскрывает на нужной странице «Дон Кихота», он читает на ночь Маяковского и Толстого. От него отмахиваются: не надо нам этих книг, сегодня Уорхол важнее! Но призрак упорен, и вдруг среди ночи звучит Нагорная проповедь, вдруг на стене зажигается: «Мене, текел, фарес».

Призрака боятся — значит, он и впрямь существует; однажды призрак обретет плоть.

Его ненавидят финансисты чикагской школы, его боятся приватизаторы России; его страшатся воры, которые убеждены, что воровство лучше диктатуры; впрочем, воры уже пролили больше крови, нежели тираны.

Люмпен-элита нынешнего дня выпестовала интеллигентную обслугу, которая убеждает ее, что призрак коммунизма нереален, справедливости и равенства на самом деле больше не существует, это вредные химеры; а вот тендеры, залоговые аукционы и сложные проценты — это реальность. И люмпен-элита спокойна, но иногда ночью тревога закрадывается в жирное сердце: а вдруг призрак шагнет через порог?

Но сервильная интеллигенция, служилые колумнисты, вожаки избирательных кампаний, бойкие прощелыги-куплетисты успокаивают: что вы, вашество, это лишь игра теней. Нет призрака, объективно не существует! Хотите развлеку вас: спляшу вприсядку? Желаете, анекдот расскажу? Инсталляцию не угодно ли прогрессивную?

Но призрак дышит в затылок.

В борьбе с призраком Европе пришлось отказаться от своего прошлого: пришлось отречься от образного искусства, от гуманизма, от христианской культуры. Авангардисты, рисующие квадратики и полоски; концептуалисты, составляющие инсталляции; радикалы, плюющие на прошлое своих отцов в угоду иностранным рынкам, — вся эта сервильная интеллигенция создает видимость того, что культура прекрасно обойдется без сострадания к ближним и гуманизма; лишь бы коммунизм не воскрес. В журнальных кружках и телепрограммах, на конференциях проплаченных журналистов и на авангардных биеннале, на митингах дрессированной оппозиции все уверяют: история идет вперед, призраков нет! Что нам призрак коммунизма, если цены на нефть стабильны, если авангардист получил премию. А сами боятся, озираются, потому что никто не знает, куда ему идти без начальства, а начальство само в растерянности.

Призрак здесь, он рядом. Мы слышим его шаги на Востоке, его видели в Латинской Америке, мы видим его отражение в глазах наших стариков и детей, мы знаем, что это призрак нашей собственной истории, которую мы не хотим знать.

Если бы этого призрака не было, положение было бы безнадежно. Учение Маркса возвращается в мир — и возвращается вместе с любовью к философии и истории, вместе с потребностью в категориальном мышлении, вместе с тоской по прямой незакавыченной речи. Что еще важнее, через Маркса осуществляется возврат к пониманию Первой парадигмы бытия — к Слову Божьему.

Меж ними нет противоречия. Призрак коммунизма не существует отдельно от христианства. Не отрицать закон он пришел, но исполнить.

Правило прямой спины

1

Мир сломался, как всегда, от жадности.