Империя вампиров

Диор улеглась возле костра, подстелив под себя плащ и завернувшись в кафтан. Пепельно-белая челка упала ей на глаза цвета утерянного неба. Ручонки у нее были ловкие, плечи тощие, зато в жилах текла кровь сраного мертвого божка.

– Расскажи о своей дочери, – тихо попросила Диор.

– Спи давай, Лашанс.

– Усну еще, – улыбнулась она, закрыв глаза. – Но мне нравится твой голос. Прокуренный. Успокаивает.

Я посмотрел на имя, вытатуированное у меня на пальцах. Затянулся и выпустил облачко алого дыма.

– Что бы ты хотела узнать?

– Что угодно. Какой у нее любимый цвет?

– Голубой. Вода вокруг нашего дома в иной день почти голубела.

– Вы живете на реке?

Я покачал головой.

– На маяке. У южного побережья. С луной наступали приливы, скрывая перешеек, ведущий к берегу. Ничто не могло подобраться к нам ночью

– Умно.

– Со мной случается.

– Ей там нравится?

– Надеюсь. Это на юге. За Алетом. Иногда по весне цветы цветут.

– Ни разу в жизни цветов не видела, – со вздохом призналась Диор. – А какой у нее любимый?

Запах, который уловила раньше Диор, теперь ощущался сильнее. Если честно, он весь день нас преследовал, точно тень или призрак. За пределами круга света я разглядел силуэт, который хорошо знал. Он выделялся на фоне поваленных деревьев, этих мертвых императоров, что плесневели в своих холодных могилах.

– Габи? – позвала Диор.

– Что?

– Какой у Пейшенс любимый цветок?

– Ландыши. Как и у матери.

– Ты по ним, поди, тоскуешь?

Я покачал головой.

– Скоро я к ним вернусь.

– Прости, – вздохнула она, – что увела тебя от них.

– Хватит болтовни, девочка. Спи уже.

Диор свернулась под кафтаном, лицом к костру, а я сидел на холоде, глядя в глаза, что следили за мной. Теперь я видел ее яснее, уже не черную тень, но бледную: фарфоровая кожа в обрамлении каскада черных волос – мягких, точно шелк, и густых, словно дым. Она молча ждала, пока дыхание девочки станет мерным и спокойным, глядя, как ее грудь вздымается и опадает в мирном ритме сна.

Затем уплыла назад, глубже во тьму.

Я встал и последовал за нею.

XII. Всё разваливается

Она напала со спины, впечатав меня в крошащийся ствол дуба футах в пятидесяти от стоянки. Света костра еще хватало, и я разглядел черный кремень ее глаз; она была сильна и сурова, точно буря в небе. Впилась губами в мои, и я задел острые лезвия у нее во рту. Она с волчьим рычанием прижалась ко мне нагим телом. Шепнула:

– Мой лев.

Прикусила мне губу и принялась расстегивать пальто, потом взялась за блузу, запустила под нее руки, пальцами прошлась по мускулам и татуировкам. Тихонько зашипела, когда обожгла холодные пальцы о серебро, и погрузила ногти в мою кожу.

– Поранишься, – предупредил я шепотом.

– Немного боли никому не повредит, – выдохнула она.

Потом снова, зарываясь в мои волосы, поцеловала меня, как солнце когда-то целовало ландыши, росшие вокруг нашего дома. Дымящимися губами она коснулась серебра в чернилах у меня на шее, груди, ногтями скользнула по животу вниз и взялась за пряжку ремня, расстегнула ее. Медленно, очень медленно опустилась на колени.

– Стой, – взмолился я. – Прошу тебя.

Она подняла взгляд: зрачки так расширились от голода, что глаза казались черными.

– Мне тебя не хватало.

– А мне тебя, – прошептал я, скрепя сердце. – Больше всего на свете.

Она принялась целовать меня сквозь кожу брюк, двигаясь все выше, а когда спустила их, от желания у меня даже подкосились ноги.

– Совсем чуть-чуть, – взмолилась она.

– Нельзя.

– Один глоточек, любимый.

– Нельзя.

Она зашипела, помрачнев и задрожав, вскинулась, точно змея. Она была так близка к тому, чтобы сорваться, я даже зажмурился.

Только гнева мне ее не хватало.

Я открыл глаза и увидел ее в отдалении, во мраке: она стояла, скрестив на груди изящные руки, и ветер трепал ее волосы. Боже, как она была прекрасна. Я изо всех сдерживался, чтобы не упасть на колени и молить, молиться. Все гасло. Распадалось.

– Я люблю тебя, – сказал я.

– Будь это правдой, ты бы мне не отказал.

– Астрид… прошу тебя… мне нужны силы.

Черные глаза стрельнули в сторону костра вдалеке.

– Для нее.

– Она совсем одна.

– Она тебе не дочь. Не семья.

– Знаю!

– Неужели? – Она взглянула на меня. К ее губам пристала прядка черных волос. – Ты сдаешь, любимый. Ты и так отдал этому слишком много себя, а к цели не приблизился. Забываешь, чего ради покинул нас, Габриэль.

– Нет, – резко ответил я. – Я все помню.

Она обернулась. В ее глазах стояли кровавые слезы.

– Ты идешь туда, куда мне путь заказан. Не хочу пускать тебя.

– В Сан-Мишоне Диор будет в безопасности. А когда в следующий раз Дантон придет, я буду готов и…

– Ты не ради этой девчонки сюда пришел. Оставил Пейшенс. Оставил меня.

Я сжал кулаки.

– Я знаю, зачем пришел сюда. Не надо мне об этом говорить. Я это вспоминаю каждый, сука, раз, как глаза закрою!

– Прошу, не злись, – шепнула она.

Я повесил голову, закрыв глаза, которые жгло от слез.

– Скажи, что любишь меня, – шепотом во тьме прозвучал ее голос.

– Еще как люблю.

– Обещай, что не бросишь.

– Как же я тебя брошу? – Я сел и схватился за голову. – Мне, кроме тебя, ничего и не нужно было. Кроме вас двоих… только вы мне и были нужны. Вы…