Империя вампиров

– Лакеи нас не тревожили, холоднокровка. Нас волновали хозяева. Отчего люди гибнут в сражениях? Почти все они мрут уже после: убивает не удар клинка или стрела. Убивает кровотечение. Мы были бледнокровками. Мы исцелялись. Так что если разозленный, натренированный раб с отличным острым палашом и представлял угрозу, то она меркла по сравнению с перспективой увидеть собственное сердце в руке у нечестивого подонка, который, сука, вырвал его у тебя из груди.

Не то чтобы эгида делала нас неуязвимыми, она просто служила проводником, через который сила Божья являла себя на поле брани. Свет эгиды выжигает нечисти глаза, а прикосновение к ней опаляет их плоть. Она – как броня из ослепительной веры, которая не дает примериться и безнаказанно ударить по нам как следует. Наши татуировки были подобны лезвиям, и в сражениях с феями, закатными плясунами и холоднокровками нам они требовались все до последней. – Габриэль откинулся на спинку кресла. – Ну, теперь-то можно продолжать рассказ? Или, сука, сам хочешь его поведать?

Жан-Франсуа махнул пером.

– Изволь.

– Ладно.

В общем, Серорук спустился в некрополь, мы с де Косте переглянулись. Сказать было нечего, и Аарон остался у закатной двери, а я поплелся вниз, к рассветной. Устроился в ожидании там.

Чувства бледнокровок и в обычные-то времена остры, а когда в тебе доза санктуса, то весь мир буквально оживает. Я слышал город выше по склону: громыхали по мостовой телеги, упражнялись в соборе хористы, ревел голодный ребенок. В хмуром небе нарезал бесконечные круги Лучник. Смердели покрытые «Жупелом» ступени прохода, но за амбре «Мертводуха» я не слышал собственного запаха. Пояс оттягивал Львиный Коготь. Я снова и снова читал слова, выведенные над калиткой некрополя, цитату из книги Спасителя:

Знай только радость в сердце, благое дитя, ибо в этот день ты средь живых.

В тишине прошло десять минут. Потом двадцать. Я приблизился к проходу, склонив голову набок и прислушиваясь, но изнутри доносилась только слабая капель где-то внизу.

– Что-то он долго! – крикнул я.

Де Косте, нарезавший узкий круг на месте, поднял взгляд.

– Расслабься, пейзан. Серорук – охотник осторожный. Если сам не жив, то и нежить не убьешь.

Я кивнул, но волнение никуда не делось. Я чувствовал себя не у дел, превратившись в тугой клубок нервов и неспокойной энергии. Кошку с длинным хвостом, что забралась в комнату, полную кресел-качалок. В моих жилах горел печально известный огонь северянина…

Из крипты вдруг донесся слабый звук.

– Ты слышал?

– Что?

Я вернулся под арку и прищурился, рассматривая ступени.

– Крик?

– Просто ветер. Расслабь уже свои потроха, батрак трусливый.

– Я только что слышал крик. Вдруг мы нужны Сероруку?

– Серорук охотился во тьме задолго до того, как твой отец присунул свой мертвячий член твоей мамаше. А теперь заткнись, слабокровка. Стой на страже.

Я стиснул зубы и прислушался. Я готов был поклясться, что уловил какой-то звук снизу. Определенно крик, слабый, но… как будто болезненный. В ушах стучало, в голове бушевал кровогимн. Если Серорук сцепился там с одной из этих тварей, а мы просто стоим и ничего не делаем…

И тут я отчетливо расслышал, как вдалеке кричит от боли человек.

– Ты слышал?

Де Косте прищурился.

– Мне кажется…

– Серорук в беде, – сказал я, распутывая кистень. – Надо помочь ему, де Косте.

– Нам надо делать именно то, что он велел. Стой, дьявол тебя побери, на месте, пейзан. В отсутствие Серорука старший – я.

– В пекло, – отозвался, еще раз проверяя пистолет. – Хочешь торчать здесь и ковырять в носу? Бог в помощь, а я не могу бездействовать.

– Де Леон, стой! Серорук велел ждать здесь!

Тут я ощутил, как он давит на меня своей волей, применив дар клана Илон. Но кровогимн в голове звучал громче: санктус да и мое врожденное ослиное упрямство заглушили приказ Аарона. Сжимая в руке кистень и чувствуя, как отдаются в горле удары сердца, я ступил в дом мертвых Скайфолла.

Жан-Франсуа тяжело вздохнул.

– Глупо.

– Oui. Только не забывай, что мне тогда сравнялось всего шестнадцать. В монастыре я пахал не покладая рук, но выпендреж де Косте и зависть к дарам Серорука меня тогда озлобили. Сколько ни изображал я равнодушие, слабая кровь заставлял ощущать себя хуже прочих. Отчаянно хотелось заслужить уважение, и вот я увидел свой шанс.

Я не был совсем дураком и, уходя, подпалил «Жупел». Он загорелся с глухим ревом, и я попятился от сильного жара. Де Косте снова закричал, но я не обратил внимания. Расправив плечи, понесся искать наставника среди могил.

Длинный коридор тянулся во тьму, но мои глаза бледнокровки видели ясно, как днем. Вдоль стен тянулись каменные двери, на которых красовались имена покоящихся за ними мертвых. Бедняки не удостоились могил вовсе: их кости лежали вповалку в пыльных нишах. Да и плиты у меня под ногами оказались надгробиями: было жутковато вот так бежать по трупам. Но я не боялся, и старые кости и мысли о смерти меня не пугали. Пугало тогда лишь одно – как бы не погибнуть, не совершив ничего стоящего.