Импровизация на тему любви для фортепиано и гитары

   — Вино потом. Вы не сказали о своём интересе. При чём тут вообще вы?

   Шалва зажмурился будто ребенок, думающий, что опасность исчезнет, если закрыть глаза.

   — Может быть…

   — Нет, говорите. Вы видно забыли, сколько лет мы знаем друг друга и как начинали почти с нуля — вместе.

   — Саша, — заметно пересиливая себя, проговорил он, — ты знаешь, у меня никого нет. Разве что ты, но с сегодняшнего дня и тебя не будет. Вся моя жизнь — в «Концертиуме», в музыке…  да что притворяться, в её призраке, потому что жить музыкой может только музыкант, а не я, тоже призрак, старый и поглупевший. Я ничего не могу поделать с собой, я только дважды слышал дуэт Ольги и Ашокова и понял, что пойду на всё, чтобы они выступали у меня, чтобы звучали скрипка, гитара и голос Ольги. Ашоков в дуэте с Ольгой преображается, это уже не тот посредственный скрипач, которого ты знаешь, — это большой мастер, не знаю, почему так. Через неделю они смогут каждый день выступать у меня. «Концертиум» прославится на весь город, я организую клуб, доступом в который будут обладать только избранные, — серьёзные музыканты, певцы, продюсеры, просто богатые и известные люди. А вот тебе… тебе места не остаётся. Прости, — Шалва с отрешённостью приговорённого к казни посмотрел мне в глаза. — Вот это и есть мой интерес.

   — Да…. — протянул я, — когда же вы скурвиться-то успели, Шалва Георгиевич? Но мне без разницы. Скажите лучше — Ольга согласна?

   — Её никто не спрашивает: не хочет закончить дни в психушке, — согласится. Ашоков нашёл способ её туда запихнуть, найдёт и ещё раз. Тем более что она с очень большими странностями. У  Ашокова есть серьёзные покровители, я не представляю, откуда они взялись.

   В голосе Шалвы мне послышалась неприязнь и даже ненависть, — не ко мне, не к Ашокову, к себе. Но в чём я мог его убедить? Он всё решил. «Пойду, — сказал я. — Только заеду в ваш… клуб и заберу шмотки из гримерной… авось, пригодятся. Радостей вам клубных, Шалва Георгиевич, и исполнения желаний».

   Я взял почти полную бутылку «Хванчкары», в минуту выхлебал её из горла; стало легче. Направился к выходу с твёрдым намерением напиться. Вдруг незапертая за мной входная дверь распахнулась и в прихожей возник Ашоков, крепко держащий за руку Ольгу. Он прошёл в комнату, почти таща за собой жену. Остановился у двери и молча уставился на Шалву. Тот, надо отдать ему должное, глаз не отвёл.

   Я же, быстро оценив ситуацию и так же быстро потеряв к ней интерес, посмотрел на Ольгу. На этот раз она была одета без выкрутасов, в майку и джинсы, накрашена лишь слегка. И как только я увидел её, перед глазами проплыла, нет, пронеслась вся наша ночь. Не было в моей жизни таких ночей, когда плотские удовольствия микроскопически малы и прячутся где-то в глубине нежности, разноцветной и пастельной, которой я и не знал никогда. Ещё вспомнил, что никак не мог понять, кто из нас властвует кем…  так изменчива она была: то дарила любовь крохами, как королева дарит милости, то умоляла о любви словами, движениями тела, умирала и возносилась на Олимп, снова становясь королевой, богиней.

   Я вспомнил это, и желание уходить пропало. Я снова стал самим собой, человеком, для которого всё ставит на места течение жизни. «Шалва Георгиевич, — обратился я к давнему другу, — я, пожалуй, передумал ехать в „Концертиум“, поучаствую ещё в этой мизансцене. Много времени у вас не займу. Откройте ещё бутылочку. Бокал можно не менять». И уселся обратно в кресло.

   Ашоков всем телом повернулся ко мне.

   — Александр, — заговорил он, — мне стало известно, что ты и моя законная супруга совершили адюльтер. Твой моральный облик меня мало интересует, а вот для неё прощение я вряд ли найду.

   Мне стало неожиданно весело.

   — Послушай, Ашоков, а откуда у тебя взялась привычка выражаться так высокопарно?

   — Да? — удивился он. — Не замечал. По-моему, я просто называю вещи своими именами.

   — Ага, — ответил я, глядя мимо него на Ольгу, которая стояла, глядя мимо нас всех. — Ты, Ашоков, мнишь себя восклицательным знаком, во всяком случае в её жизни, хотя ты всего лишь за-пя-тая. За тобой начинается очень длинное и очень интересное для неё придаточное предложение.

   Мои слова произвели именно тот эффект, на который я рассчитывал. Ашоков взмахнул длинными руками, лицо его исказилось, и он буквально одним прыжком с места приблизился ко мне. Нагнулся и прошипел мне в лицо: «Ты, сука, сейчас встанешь и уйдешь отсюда. Я буду выступать с ней, мы талантливы и амбициозны, не то, что ты, слизняк». Я не встал и не ушёл; наоборот, принял в кресле более вольную позу. Мне нравилось, что он стоит передо мной, да ещё нагнувшись. Подумав, я издевательски спросил: «А Ольга согласна? Или этот…как его…адюльтер спутал твои планы?» Он нервозно дёрнул рукой, отмахиваясь от моего вопроса, словно от назойливой мухи. «Её никто не спросит. Главное, вчера не испугалась на публике появиться. А если что, — её пока не выписали. Домой перестанут отпускать и все дела. Там всё законно, не придерешься», — Ашоков хихикнул.