In the Deep

Внесены изменения в такие категории: время создания, время… Голос затухал у меня в голове. По-прежнему там было пусто, одиноко, и по-прежнему там стояла маленькая девочка, которая на несколько часов потеряла веру в свой личный ад. Я улыбнулась и села на пол. /"Спасибо, обормот. Ты хотя бы попытался"/.

*Глава 19*

Я открыла глаза и приложила руку ко лбу: горячо. Тело, которому запретили смотреть сны, чувствовало и вело себя на манер побитого волосатика: ныло, поскуливало, и от этих ощущений на глаза наворачивались слезы беспомощной жалости. /"Жалости к себе. Прекрати сейчас же"/. Встать, дошлепать до душевой кабинки и оторваться там всласть – это предел моих мечтаний. Это, черт, побери, мой предел. Я смотрела прямо в бьющие мне в глаза струи и пыталась не думать о том, как здорово все было раньше. Как хорошо было становиться под ионизированную воду после славного штурма, как клево было смывать с себя пот после напряженной погони за очередным нарушителем. Как приятно было торчать в горячем облаке пара, когда твой парень уже ушел, а ты осталась – довольная, почти добрая и слегка сонная. Как здорово было, когда я могла позволить себе сны. И как хорошо, что я об этом не думаю.

– «Сегоки», текущие координаты, – распорядилась я, выбираясь из душа. Равнодушный и ненавистный голос что-то бормотал, а я уже представляла себе карту. Мы вышли из изнанки и теперь нацелились на звезду Безумия – систему, в которой расцвела престранная жизнь, полностью несовместимая с человеческим разумом. Вылезать в «наш»

космос прямиком на месте было занятием рискованным, учитывая, что «безумцы» строили в своей звездной системе. Мы мало что знаем об этих тварях, а сцинтиане охотно торгуют с нами всем подряд, кроме информации о Червях Пустоты. Эдакие эксклюзивные владельцы прав на контакт, хотя, если разобраться, – то просто удачливые мудаки. Есть разные мнения насчет любви и взаимопонимания сцинтиан с Червями, но одно известно точно: одна из трех гуманоидных рас известного космоса начала развиваться куда быстрее, наладив отношения с некой негуманоидной. Я отхлебнула кофесинта и ввела в систему уточненные данные приближения к системе. /"Приятно быть полезной, правда?"/ В коридоре фрегата было скучно – вот уж не думала, что заскучаю по серости изнанки. На глаза обормоту показываться не хотелось, хотя достойно бодрое лицо я пока держать ухитрялась. Теперь только главное, чтобы «Сегоки» не сболтнула ничего лишнего Синдзи, как сболтнула мне. /"Расстроится ведь человек. Но это уже как повезет, и нечего еще и по этому поводу сопли распускать"/. А вообще удивительно, что я не придумала виртуальному интеллекту злорадных интонаций – это было бы очень в моем духе. Я брела по коридору вроде как в направлении рубки, а в моей голове маленький рыжик с грустью смотрел на разваливающиеся стены крохотного мира. /"Ты становишься поэтом, Аска,/ – улыбнулась я. – /Хороший повод оставить после себя хоть что-то"/. Корабль вздрогнул, и я ощутила крохотный послед компенсации торможения – даже сразу не поняла, что это. Ну, а когда разум привычно прикинул цифры, в рубку я рванула уже бегом.

– Что происходит?! Инженерные экраны помаргивали предупреждениями о критических перегрузках, причем голосила даже конструкция фрегата, а уж преобразователи просто захлебывались человеческой глупостью. Среди вакханалии вспышек и красных бликов метался Синдзи, успевая ко всем консолям сразу.

– Синдзи!

– Мы уходим! – крикнул он, не оборачиваясь. – Активируй катушки на инжекторах! Я обернулась к нужной подсистеме и принялась вбивать данные. Да, это все можно было проделать быстро, усилием воли и одним касанием мысли – в синхронизации с кораблем, но… Я ловила краем глаза отблески болевого шока «Сегоки» и понимала, что ни разу не хотела бы оказаться в связке с фрегатом после торможения.

– Что случилось? – бросила я через плечо.

– Лови. Экраны успокаивались, корабль приходил в себя после торможения, и капитан занялся навигационными данными, а у меня на голо-панели всплыло сообщение: /

/// Это было написано не на баронии страу, не было привычной «рыжей»

подписи, но во всей вселенной только мингхарди пишут изысканные – по своим меркам – каламбуры в момент ужасной-ужасной опасности.

– Что там?