Нищета и здесь сочилась из всех щелей. Жильё изрядно обветшало, причём даже то, что с первого взгляда казалось побогаче: черепица на крышах потрескалась и кое где выпала, прорехи так и чернели, обнажая кое-где рёбра стропил. Судя по заброшенному виду малочисленных овинов на подворьях, далеко не все они использовались по назначению: хлеба и ячменя и здесь недоставало. Даже постиранные рубахи, сохнущие на задних дворах, были настолько чинены-перечинены, что их от чужаков не прятали — вряд ли кто польстится. И это — на землях Галлии… Позор.
Небольшая церковь, аккуратная, ухоженная, окружённая крошечным садиком, стояла посреди всего этого безобразия как мираж-оазис в пустыне. Иначе говоря, в её существование трудно было поверить. Здесь, в юдоли скорби — и островок покоя и благополучия… Должно быть, таким и нужно быть божьему дому, но у капитана возникло стойкое ощущение нелогичности, ненормальности происходящего. Каков поп, говаривали в народе, таков и приход, и по всем статьям выходило: либо Сар, который они только что видели, и есть мираж, наваждение, за которым скрываются сытые и благоденствующие селяне, либо чистые стены, где каждый кирпичик, казалось, был отдраен с щёткой и дорогим мылом, являлись ни чем иным, как оптическим обманом. И то, что не видно было ни единой трещины в стенах, то как ослепительно сверкали цветные стёклышки витража, как хрустально звякнул колокол языком, задетым порывом ветра — тоже казалось мороком.
Домик пастора притаился по ту сторону торца храма, и казалось, что иллюзия райского благополучия цепко накрыла и его своими незримыми тенетами. Если бы не розарий, безжалостно вытоптанный чьими-то сапогами, не разбитое окно первого этажа — явления, диссонирующие столь резко с искусственно созданной идиллией — капитан обратился бы к спутнику, дабы тот прочитал соответствующую молитву для рассеивания злых чар. Сам он помнил единственное «… да расточатся врази его…», но подозревал, что этих нескольких слов будет недостаточно.
Откуда-то с заднего двора, расслышав топот копыт, отозвался ржанием конь. Тотчас в дверях появился оставленный на часах рейтар и отсалютовал начальству. Но не успел отрапортовать, как его потеснила изрядных габаритов особа неопределённого возраста, но вполне определённого пола, хоть и скрытого под мрачными чёрными одеяниями. Впрочем, объёмистые телеса невозможно было спрятать ни под широкими юбками, ни под шерстяным платком-шалью… Впервые за всё время пребывания на земле де Бирса капитан увидел тучного человека. Женщину. Очевидно, это и была та сама «тётка Дора», о которой вскользь упомянули мальчики.
В упор не замечая спешивающегося капитана, она гневно уставилась на монаха и преградила путь в святая святых своим объёмистым бюстом:
— Никогда! Я не пущу к своему брату католика, слышите? Папист — и у одра умирающего пастора! Прочь!
Присутствующий рейтар только крякнул и почесал в затылке. Очевидно, успел натерпеться. А приказа унимать вздорную бабу, да ещё и фанатичку, у него не было, к тому же — кто тогда ухаживал бы за избитым попом? Солдату было приказано — охранять и не допускать попыток ещё одного нападения, не более…
— Стыдись, сестра, — сурово ответствовал брат Тук. И вроде бы не слишком громко, но Винсенту с рейтаром вдруг показалось, что от дыхания монаха поднялся ветер, закружив по булыжникам мощёного двора первые опадающие листья акаций и обдувая седые пряди женщины, выбившиеся из-под чепца. — Католик, протестант… Все мы веруем во единого Господа, Сына его и пресвятую Троицу, чего же более?
Губы женщины задрожали — то ли от гнева, то ли от праведного негодования, но брат Тук не дал ей и слова молвить.
— Ещё четыре года назад, — сказал внушительно и веско, — его святейшество Павел второй совместно с Августом Кингом, внуком преподобного Мартина, приняли совместную буллу. Мне напомнить её содержание, сестра? В приграничных населённых пунктах одинаково законными признаются богослужения и обряды, свершаемые представителями обеих церквей, как Римской, так и Англиканской, а в последнее время к этому списку присоединят и Греческую. Мне дано было видение, что брат мой во Христе пострадал и, возможно, готовится предстать перед Господом, и не тебе, женщина, становиться препятствием в его последнем утешении. Возможно, жажда исповеди уже сушит его, а ты смеешь меня останавливать?
«Тётка Дора» разом поникла и… отступила.
— Пожалуйте, сударь, — прошелестела чуть слышно. И вдруг всхлипнула. Кивком монах приказал ей идти вперёд, сам, обмахнувшись крестным знамением, шагнул следом. Капитан входить не торопился. Ежели всё так плохо — он там лишний, а вот успеть до смерти преподобного, которая, судя по всему, не за горами, и до отъезда в замок, в чём возникла настоятельная потребность, собрать полезную информацию — на это ещё было время. Он подозвал рейтара.