Иная судьба

— Ну, правил бы, — сказал я угрюмо. Достал из-за пояса ножик, погнал в жирную землю на поляне. — Только я не умею. Это ж сколько советников звать придется! И договариваться со всеми.

— Зачем со всеми, — тихо отозвалась Хтония, — зачем… пошел бы к своей бабке, к Гее-Земле. Сказал бы: давай ты со своими детьми титанами поговоришь. А я твоих других детей из Тартара вызволю. Вызволил бы, а, пастушок?

А сама пальцами в траву вцепилась. Смешная какая-то.

— Не знаю, — ответил я и кинул огрызок яблока в кусты — Амалфее. — Вдруг они тут весь мир перевернут. Горы с морем смешают. Я слышал, они вообще небо на землю уронить могут, а кому такое надо?! Такое, наверное, даже Гее-Земле не нужно. Ну, если бы было бы, где им жить… Или если бы Гея придумала, как им с нами жить, чтобы никто никому не мешал…

Долетел по воздуху тихий, надрывный вздох. Хтония сидела, отвернувшись. Сидела — будто решаясь на что-то.

— Ты вырастешь мудрым, — сказала потом. — Мудрым воином. Только у воинов должно быть оружие. У меня тут есть… вот, смотри.

Вынула то ли из котомки, то ли из-под одежд…

Металл был тусклым, мягко поблескивающим там, где его не успело искусать время. Металл изгибался дугой, два конца которой соединяла остро звучащая тетива.

— Это мне вот сынишки ковали… когда-то, — пояснила, будто извиняясь, Хтония. — Давно уже. Лук хотели… для отца, в подарок. Только он не взял.

Погладила морщинистой рукой искусную ковку. Достала и положила сверху легкую стрелку — из того же металла, только белую, поблескивающую, когда повернешь.

— А это я уже сама выплавила… Сын попросил сделать ему — и я вот, сделала. А ему не понравилось. Давай, мол, что-нибудь другое, чтобы грознее. Страшнее чтобы. Вот тебе будет… чтобы играть. Лук. Стрела. Хорошо? Принимаешь?

Я поднял стрелу — легкая. Рассмотрел лук, попробовал натянуть тетиву — тетива пошла покорно, только вот стрелка легла на неё нехотя будто. Словно на чужое.

Не оружие, конечно, но ничего — если потренироваться, то еще как. А потом можно будет и настоящий выпросить.

— Здорово, — сказал я. — Красивые. Ты не огорчайся, страшнее — не всегда лучше…

Она посмотрела, изломав губы в болезненной улыбке. Кивнула. Сказала:

— Страшнее — не всегда лучше.

Поднялась, свернула котомку, огляделась… я был занят своим первым оружием — легкой, серебристой игрушкой в темных пятнах времени. Баюкал лук, гладил его, придумывал — как от нимф буду прятать, как отчищу от пятен, где раздобуду стрелы…

— Стрелы не нужны, — сказала она, будто услышав меня. — Это орудия нападения. Мести. Убийства. У тебя — стрела. Или лук. Иди, Кронион. Не промахивайся.

Я забормотал какую-то благодарность, весь поглощенный — ковкой, изъеденным металлом, блестящей тетивой… не заметил, как она ушла.

Потом брел, баюкал лук на груди, грел в руках стрелу. Шептал им, что мы ничего — мы не промахнемся. Ух, как не промахнемся.

… промахнулся раз двести, не меньше — по всему.

По стволу корявого дерева.

По лисице, несущей мышь. По широкому листу, свисающему с ветки.

По сороке, заливающейся смехом над незадачливым стрелком.

Даже — по Амалфее, которая шуршала по зарослям неподалеку и насмешливо из зарослей мекала.

Стрелка была слишком легкой, а может, лук — слишком игрушечным. Но стрела улетала в заросли, падала, не долетая до мишени, норовила лягушкой прыгнуть в ручей или застрять между скалами.

Но и это не заглушало восторга — пусть себе сейчас промахиваемся, а вот на тысячный раз наверняка… если еще лук настоящий взять… главное — начать — да!

В очередной раз стрелка коварной змеей усвистела в кусты. Я отложил лук и полез следом — и тогда я услышал крик, второй раз за день. Голос Адрастеи звучал не так, как должен был: «Аид, где тебя носит?!» Отчаянно, задушенно. Так, будто она спасалась.

И во второй раз за день я кинулся вперед, проламываясь сквозь заросли — только теперь на поляне охотилась не коза Амалфея.

Леопард приготовился к прыжку, и повиснуть у него на хвосте я уже не успевал.

Нимфа сжалась, притиснулась к дереву, закрылась руками.

Металл согрел оледеневшую кожу ладони. Древний, теплый, изъеденный временем металл. Искусная ковка.

Я не заметил, что взял с собой новую игрушку. Не заметил, когда пригласил ее в ладонь.

Не заметил, когда во второй руке оказалась легкая, игриво поблескивающая стрелка.

Может, просто схватил то, что под рукой — потому что иного не было.

Заскрипела тетива, лаская пальцы. Прильнула к щеке.

Я целился в леопарда, а смотрел на нимфу — она уже открыла лицо, увидела меня и кричала, чтобы я уходил.

И мгновения падали вокруг нас — и замирали, будто листья, упавшие с дерева.

Потом был короткий звон, ослепительный блеск, хрип — еще короче.

И зверь опрокинулся навзничь, будто его поразили ударом с неба.

Горло его пронзила быстро истаивающая в воздухе молния из белого адамантия.

МОНОДИЯ. МЕТИДА

Сделалась первою Зевса супругой Метида-Премудрость;

Больше всего она знает меж всеми людьми и богами.

Гесиод. "Теогония"