Иная судьба

Разумная остановилась, запрокинула голову, глубоко вдохнула воздух.

Зачем сыну Крона богиня разума? Чтобы свергнуть отца.

Зачем сын Крона свергнет отца? Чтобы взять его престол.

Пойте, нимфы. Стоните, рога. Грохочите погромче в щиты, куреты. Где, как не за шумной охотой можно скрыть охоту истинную?

Охоту на будущего царя. На будущую судьбу. На будущее…

Свистнула стрела, и с ветки к ногам охотницы свесилась убитая гадина толщиной в руку. Закачалась, удивленно глядя выпученными глазами.

Свита ойкнула. Вскрикнула Метида, которую изнутри облило варом предчувствия.

— Лучник, — позвала тихо, стараясь придать голосу повелительность — Покажись же, лучник!

Лес хранил молчание. Только — показалось, что ли? — донеслось из кустов издевательское меканье.

— Ты спас богиню — так неужели не хочешь получить награду? — голос многоумной Метиды расстелился в воздухе мягкой простыней. Царской.

Из кустов хмыкнули. Задумчиво пошуршали ветками. Потом лучник легко выпрыгнул на поляну.

— Радуйся, — весело сказал, — богиня.

Чем и исторг у Разумной огорченный вздох. Потому что — ну правда же, тут ждешь судьбу для всех, а вылезает какой-то…

Правда, собой недурен, — отметила Метида, глянув искоса. Глаза — чернее ночи, скулы — острее лезвия меча, брови вразлет, черные волосы укрыли плечи. Взгляд — смелый и пытливый. Плечи прикрыты шкурой черного леопарда, в волосах листья запутались, лук в руке — такой обшарпанный, что тронуть побоишься.

Ладно, приодеть, причесать, подучить… может, и выйдет Судьба.

— Подойди же, о меткий, — богиня разума приосанилась, постаралась согнать с лица строгость. — Как тебя зовут?

— Это зависит от того, кто зовет.

И улыбнулся — ускользающей, таинственной, убегающей улыбкой. Скользнул черными глазами — просветил насквозь.

— Так скажи мне, как звать тебя.

— Можешь — Стрелок. Можешь — Охотник. Можешь — Аид.

— Невидимый?

— Был невидимым. Сейчас вот из кустов вылез — видим. Ты видишь меня, богиня?

Я вижу судьбу, — хотела сказать богиня Разума. Промолчала.

Повернулась, махнула свите — отойдите подальше. И вы там, нимфы — хватит капать слюной, все равно вам тут ни кусочка не достанется.

Проверим, насколько ты меток, охотник-невидимка, — подумала Разумная.

— Скажи мне, о Аид… не слышал ли ты случайно о потерянном сыне Крона?

— Климен который? — тут же откликнулся спаситель. — Так кто о нем не слышал. У нас тут куреты только недавно в щиты лупить перестали — они, знаешь ли, медленно останавливаются… весь остров вот гадал — почему умолкли. Мы тут уже привыкли.

— А ты… не видел его?

— Кроненыша? Так кто ж его не видел. Говорят, он тут в обед по лесам и горам шествует. Сам — в царских одеждах, в руке — меч огромный, на голове — венец. И свита за ним. Сатиры, знаешь ли, нимфы с песнями…

— Правда? — Метида дернула углом губ — не поддаться бы смеху. Богине разума не к лицу пустые смешочки. Беззаботность, улыбочки, ужимочки — глупости для тех, у кого пусто внутри черепа. — Так опиши мне его. Красив?

— Ну… смотря на чей вкус. Рыжий весь, это да. Да и рожа вся рябая, будто по ней кони Гелиоса танцевали. А сам — величественный такой…

И сверкнул белыми зубами в задорной улыбке. Метида с трудом сдержала ответную. Нахмурилась.

— А ты, значит, из местных?

— Местнее некуда. Хожу тут, понимаешь… тропки разведываю. А, да, Амалфея! — из кустов высунулась недовольная козья морда, вперилась подозрительным взглядом желтых глаз. — И коза еще.

— Хорошо, — ответила Метида, и уголки губ предали ее — приподнялись слегка.

…и не заметила, как провалилась в черноту взгляда.

«Хорошо?»

«Ты владеешь искусством обмана, юный Климен. Скажи, кто обучил тебя этому?»

«Учиться нужно дуракам, которые ничего не видят. Ничего не знают. Тем, кто умеет видеть — достаточно пошире раскрыть глаза. Смотреть. Брать примеры».

«С кого берешь примеры ты, сын Реи?»

«С птиц, которые притворяются листьями. С трав, которые делают вид, что они неядовиты. Лучнику приходится вглядываться как следует, богиня. Вглядываться в суть. Чтобы… не промахнуться».

Взгляд его был стрелой. Острой, разящей. Бьющей без промаха.

— Значит, — сказала Метида вслух, — ты тут охотишься.

— Как эти, которые там…? — судьба в шкуре пантеры оглянулась туда, где визжали псы и перекрикивались охотники. — Что ты, о богиня. Я тут так… играю.

— А не взросл, чтобы играть?

Юноша ухмыльнулся. Потрогал пальцем гадину, в горле у которой больше не торчала стрела. Куда, интересно, делась?

— Игры, богиня, могут быть разными. Главное — знать, для чего играешь. Как и в охоте главное — не за кем охотишься, а зачем. Зачем ты охотишься, великая богиня?

— Я… — и осеклась, остановилась, споткнулась о прищур взгляда. Недетского взгляда, неюношеского.

«Зачем ты… охотишься на меня?»

«Будущим царям нужны наставники».

«А кто тебе сказал, что я буду царем? Или что я хочу им быть?»

«Но ты хочешь свергнуть своего отца. Я — богиня разума и могу научить… подсказать».

«Подсказать, как смотреть, подсказать, как стрелять, подсказать — как свергнуть отца. Чего я буду стоить, если мне все время будут подсказывать?»