Иная судьба

— Однако это решение может вызвать недовольство многих. Ты и он — дети Зевса, только он может распоряжаться вашей судьбой, и если он прогневается… будьте готовы к тому, что ему придется тебя похищать. К изгнанию. К скитаниям на конце света. Я сделаю, что могу, но я не всесилен.

Не всесилен… и недолговечен. Вовремя я все же отправил Геру к этому ее кудрявому кифареду (тьфу ты, развелось кифаредов-любовничков!). Поспорить можно — Арес не спустит мне расторжения этой помолвки (да еще ради кого — ради Аполлона!).

И значит — меня свергнет сын, и Мусагету и Коре придется бежать от гнева нового Владыки Олимпа.

Нужно будет попросить Афину и Гестию — пусть присмотрят…

Кора, впрочем, улыбается спокойно. Не потому, что беспечна — потому что готова на всё. Совсем на всё. Изгнание, разлука с матерью, гнев отца? Ну, и ладно. Придется ютиться не на Олимпе, не на Элевсине — в доме на краю света? Ну, там еще Прометей где-то шатается. Не будет нимф и цветов? Ей споёт любимый, а сад она разведет сама.

Вот уж о ком бы Чернокрылый не сказал — «Бездарно дерешься». Такое сердце воина еще поискать нужно.

— Теперь иди, племянница. Иначе отец и мать начнут тебя искать, а ты…

— А… — заикнулась, глядя на меня смущенно. Потеребила плащ, размышляя — скинуть или нет?

Настроилась, наверное. Может, даже представляла в страхе — как это. Быть в объятиях у Повелителя Неба. Или слишком уж привыкла к милым повадкам Зевса — а братик бы такого случая точно не упустил.

Или, может, уже привыкла к мысли, что ничего в этом мире просто так не дается. Ананка не любит разбрасываться подарками. Она любит — меняться.

Получил что-то — отдай взамен.

— Я не возьму того, что причитается другому, Кора. Хочешь — выдумай другой дар. Спой песню. Или вырасти цветок. Или…

Не успел договорить — потому что она подалась вперед и коснулась моих губ.

Легко, будто летний ветерок, которым не можешь надышаться. Который пытаешься удержать, сковать и оставить рядом с собой, за которым тянешься губами, продлевая прикосновение.

Я целовал ее миг. Два. Три.

Потом подался назад, сполна получив свою плату — три мгновения, которые стоили всего моего царствования.

Кора трогала губы, глядя на меня испуганно. Будто прикоснулась к пламени, обожглась, ненароком выжгла из памяти что-то нужное. А теперь еще вот смотрит не на то. Был Владыка — помятый, но хоть какой-то — стал пастушок с Крита, черноволосый и черноглазый.

Совсем молодой еще — по божественным меркам.

Покачала головой, прогоняя наваждение. Шепнула:

— Я представляла тебя другим, Владыка… потому боялась. Теперь не боюсь. Не боюсь ничего. Будь счастлив, дядя.

И шагнула вон из пещеры, оставляя цветочный запах своих волос. Только перед выходом задержалась. Посмотрела опять — взглядом Гестии. Прошептала:

— Дядя, когда ты говорил, что Владыки не любят… вы не должны? Или не можете?!

Не дождалась ответа и окунулась в ночь. Унося с собой последнюю надежду — что это все же был сон.

— Я ведь предупреждала тебя, маленький Кронид

, — вздохнул за плечами знакомый голос.

Я кивнул — предупреждала. Скинул гиматий и тоже выбрался из пещеры.

Звезды. Костер исходит последними язычками пламени. Храпит Эвклей — ничего не понимаю, когда успел-то? У него ж тут жратвы на неделю заготовлено было… и да, видимо, запивки распорядителю все-таки хватило.

Сюда бы козу еще — для полного сходства.

С пещеры и козы начинался мой путь как Владыки. С разговора с сестрой, которая решила стать женой. С нелепого вопроса: «Если ты полюбишь? Если я полюблю?»

С чудовища.

Теперь вот жена снова стала сестрой, и вопрос на ответ дан, и мне осталось только поговорить со своим предназначением, потом повернуться — и принять удар в спину.

И в висках тикает вместо привычного: «Будет. Будет. Будет» — «Скоро… скоро… скоро…»

— И что будешь делать… Владыка?

 — спросили из-за плеч.

— У Владык не может быть любви, — ответил я, усмехаясь звёздам.

— Значит — ты уничтожишь ее в себе, Владыка?!

— Ты не поняла. У Владык не может быть любви. Я полюбил. Я больше не Владыка.

Не Климен Громовержец. Не Владыка Олимпа, Щедрый Дарами, Гостеприимец, Мудрый и Милосердный.

Нет, это не я!

И Судьба надрывно выдохнула над ухом:

— Пусть будет так, Аид-лучник… Аид-странник… Аид-невидимка.

МОНОДИЯ. АРЕС