В «Упанишадах» это «одно», естественно, становится Брахманом. Впрочем, сами индийские тексты довольно расплывчаты, и тема, в принципе, тоже. Интересно разве что упоминание в «Шветашватара-упанишаде» (VI, 16) Брахмана как причины круговорота жизни. Та же упанишада гласит об имманентности Брахмана всему сущему: «В непреходящем, бесконечном, высшем Брахмане скрыты знание и незнание. Незнание преходяще, знание бессмертно. И тот, кто владычествует над знанием и незнанием, есть кто-то другой. Он, единственный, правит каждым источником, всеми обликами и всеми источниками. Он держит в своих мыслях рожденного риши Капила и видит его рождение. Этот бог, расставляющий многоразличные сети и собирающий их вместе в этом поле, владыка, вновь создающий богов, великий атман, владычествует над всем. Как солнце сияет, освещая все страны света, вверх, вниз и поперек, так и этот единственный бог, величественный, почитаемый, стоит над [всеми] тварями, рожденными из чрева. Источник всего, дающий созреть своему естеству, делающий зрелым все преобразуемое, распределяющий все свойства, он – единственный, стоящий над всей вселенной» (V, 1–5).
Далее: в «Тимее» (27–28, 50–51, 88) у Платона проскальзывает образ женского первоначала, некоей первичной незримой материи – восприемницы, кормилицы, пестуньи – короче, посредницы между творящим демиургом и материальными вещами: «Если демиург любой вещи взирает на неизменно сущее и берет его в качестве первообраза при создании идеи и свойств данной вещи, все необходимо выйдет прекрасным» (28). Параллель ей видится в учении санкхъи, созданном мудрецом Капилой за век до Будды, о пракрити – первичной материи, толкуемой как женское начало. Она – причина сотворения (и разрушения) мира, вечная, единая, не рожденная и не сотворенная, не содержащая духовного начала; для творения ей и нужно неактивное мужское духовное начало, пуруша.