Их множество было, с небесными девами схожих.В роскошных одеждах они возлежали на ложах.Полночи для них протекло в неуемном веселье,Покуда красавиц врасплох не застигло похмелье.Запястья, браслеты ножные на сборище сонномЗатихли и слух не тревожили сладостным звоном.Так озеро, полное лотосов, дремлет в молчанье,Пчела не жужжит, лебединое смолкло ячанье.На лица, как лотосы, благоуханные, некийПокой опустился, смежая прекрасные веки.Раскрыть лепестки и светило встречать в небосводе,А ночью сомкнуться – у лотосов нежных в природе!…И впрямь ослепительны эти избранницы были.Как с неба упавшие звезды-изгнанницы были!Уснувшие девы, прекрасные ликом и станом,Раскинулись, будто опоены сонным дурманом.Разбросаны были венки, дорогое убранство,И кудри свалялись, и тилаки стерлись от пьянства.Одни растеряли ножные браслеты с похмелья,С других соскользнули жемчужные их ожерелья.Поводья отпущенные кобылиц распряженных, —Висят поясные завязки у дев обнаженных.Они – как лианы, измятые стадом слоновьим.Венки и подвески разбросаны по изголовьям.Округлы и схожи своей белизной с лебедями,У многих красавиц жемчужины спят меж грудями.Как селезни, блещут смарагдовые ожерелья —Из темно-зеленых заморских каменьев изделья.На девах нагрудные цепи красивым узоромСверкают под стать чакравакам – гусям златоперым.Красавицы напоминают речное теченье,Где радужных птиц переливно блестит оперенье.А тьмы колокольчиков на поясном их уборе —Как золото лотосов мелких на водном просторе.И легче в реке избежать крокодиловой пасти,Чем власти прельстительниц этих и женственной страсти.Цветистых шелков переливчатое колыханьеИ трепет серег вызывало уснувших дыханье.Раскинув прекрасные руки в браслетах, иныеС себя дорогую одежду срывали, хмельные.Одна у другой возлежали на бедрах, на лонах,На ягодицах, на руках и грудях обнаженных.Руками сплетаясь, к вину одержимы пристрастьем,Во сне тонкостенные льнули друг к дружке с участьем.И, собранные воедино своим властелином,Казались гирляндой, облепленной роем пчелиным, —Душистою ветвью, лиан ароматных сплетеньем,Что в месяце «мадхава» пчел охмелили цветеньем.И Раваны жены, объятые сонным покоем,Казались таким опьяненным, склубившимся роем.Тела молодые, уборы, цветы, украшенья —Где – чье? – различить невозможно в подобном смешенье!…В объятьях властителя ракшасов спали плясуньи,Певицы, прекрасные, словно луна в полнолунье.В серьгах изумрудных, в душистых венках, плетеницах,В подвесках алмазных узрел Хануман лунолицых.И царский дворец показался ему небосводом,Что в ясную полночь блистает светил хороводом.Плясунья уснувшая, полное неги движеньеВо сне сохраняя, раскинулась в изнеможенье.Древесная вина лежала бок о бок с красоткой,Похожей на солнечный лотос, плывущий за лодкой.Уснула с манкукой одна дивнорукая, словноРебенка баюкая или лаская любовно.Свой бубен другая к прекрасным грудям прижимала,Как будто любовника в сладостном сне обнимала.Казалось танцовщица с блещущей золотом кожейНе с флейтой, а с милым своим возлежала на ложе.С похмелья уснувшая дева движеньем усталымПрильнула своим обольстительным станом к цимбалам.Другая спала, освеженная чашей хмельною,Красуясь, подобно цветущей гирлянде весною.Прикрывшую грудь, словно два златокованых кубка,Красавицу сон одолел – опьяненью уступка!Иной луноликой – прекрасные бедра подругиВо сне изголовьем служили, округлы, упруги.Уснув, музыкантши, – как будто пред ними любимый, —Сжимали в объятьях адамбары, флейты, диндимы.И, на удивленье пришельцу, глядящему в оба,Одно бесподобное ложе стояло особо.Красы небывалой и нежного телосложеньяЦарица на нем возлежала среди окруженья,Бесценным убором своим из камней самоцветных,Сверканьем огнистых алмазов и перлов несметныхИ собственным блеском сиянье чертога удвоив.Мандодари – звали владычицу здешних покоев.Была золотисто-смугла и притом белолица,И маленький круглый живот открывала царица.Сверх меры желанна была эта Ланки жилица!