Читаем Индийская жена исследования, эссе полностью

Прежде чем перейти к заключительной части рассмотрения "женской темы" в поэме — несколько слов об эпическом понимании брака. В эпосе подчеркивается, что для вступления в брак нужно достичь определенного брачного возраста (необходимого для порождения здорового потомства), тогда как ранние браки — примета последнего мирового периода, Калиюги, который венчается гибелью мироздания. Вступлению в брак героинь "Махабхараты" обычно сопутствует торжественный царский обряд сваямвара ("само-выбор" невестой жениха). При этом всякий раз непременно отмечаются соревновательный характер обряда и то, что его организует отец невесты. Претендент на руку царевны должен явить свою силу, победив в соревновании лучников, воинов-кшатриев царского рода (так происходит на сваямваре Драупади); Наль и риши Чьявана ’’состязаются" с богами, которые принимают их облик (в первом случае герою противостоят четыре Хранителя мира, во втором — боги-близнецы Ашвины); в рассказе о Савитри "соревновательность" переводится на вербальный уровень: жена царевича покоряет бога смерти Яму, который уводит за собой душу ее мужа, своей исполненной мудрости речью. Все эти сюжеты сваямвары показывают, что в "агонистическую" брачную обрядность поэмы вторгается мифология, дублирующая главную для эпоса мифологему царского брака: Индра, царь богов, избирается Шри на сваямваре. Брачная лексика эпоса оперирует производными от глагольных корней, входящих в круг терминологии "дарения", как-то: "выбирать [дар]", "просить" (в значении "просить руки") и "отдавать [замуж]"; тем самым воскрешается связь царского брака с архаическим институтом "обмена престижем", властью, между двумя группами организованного по дуальному принципу социума. Полигамия в "Махабхарате" считается явлением само собой разумеющимся (даже воплощающий образ "идеального" царя Арджуна не ограничивается браком с Драупади; ее же связывают с другими женами Паядавов вполне дружеские отношения). Между тем полиандрия, причем главной героини поэмы,

предмет не только мифологического (Шри и пять Индр), но и сюжетного (словами матери героев
Кунти: "Владейте благом сообща!"), притом неизменно тщательного "оправдания" (которое, впрочем, не принимается буддийской традицией и южноиндийским эпосом, расценивающими многомужество Драупади как ее развращенность). Не поощряется эпосом и рождение ребенка незамужней женщиной, что соответствует нормам, зафиксированным "Законами Ману". И тут "Махабхарата" использует прием "оправдания" (Кунти "оправдывает" свой страх перед проклятием брахмана, когда она не решается отвергнуть союз с богом Солнца — Сурьей, в результате чего у нее до брака с Панду рождается герой Карна).

Внимание эпической традиции, почти полностью сосредоточенное на изображении героической жены и царицы, все-таки изредка отвлекается в сторону женщин, которые принадлежат к "чужому" миру, лежащему за пределами родины "Махабхараты", — Мадхьядеши, Срединной земли в междуречье Ямуны и Ранги. Вот что приписывается "варварам"-мадракам: лживые и бесчестные, их женщины водятся с дасами (дасы в эпосе — не просто "слуги", это "чернь", "низкие", "свои", т. е. более или менее "окультуренные варвары" из аборигенов); они "сходятся с мужчинами, знакомыми и незнакомыми", пьянствуют, едят мясо, а потом шумят и хохочут, "творят непотребство", — "откуда тут быть дхарме?". Обнажившись, женщины мадраков "пускаются в пляс"; "не обузданные в плотской любви"; "толстые", "бесстыжие", они не ведают о том, что такое честь О бахликах говорится, что в их краю допускаются противозаконные браки, отчего там царит противное дхарме смешение сосло-вий-варн; "светлокожие девы”, "скинув одежды, пляшут у всех на виду”. Нетрудно заметить, что женские образы ритуально нечистой периферии изображаются как антитеза эпическому и в целом универсальному для Древнего Востока идеалу женщины.

Столь же выразительна и нетрадиционна картина, которую являют собой женщины Калиюги, времени, когда попрана дхарма и "перевернутому" миру грозит неминуемая гибель: "Имеющими множество отпрысков, приземистыми, лишенными благонравия и доброго поведения, развращенными станут женщины по истечении юг"; тогда "в семь-восемь лет женщины вынашивают плод-."; "Враждебные мужу женщины, тайно обманывая его, водятся, безнравственные, с дасами и даже со скотом"; "Никто не просит [отдать] девушку [за него замуж], и [никем] девушка не выдается-, они будут сами выбирать себе мужчин"; "Из жен ни одна не будет усердствовать в услужении (шушруша) мужу"; "Мужчины и женщины не будут терпимы друг к другу"; "Ни мужу жена, ни муж жене- не будут тогда приносить удовольствия"; "И жены не станут тогда стоять, [ловя] приказания мужей"; "Сыновья будут убивать матерей и отцов, а женщины с помощью сыновей — губить своих супругов"; "С волосами-пиками будут женщины на исходе юг". (По-видимому, это не только штрих, говорящий о запущенности женщины — "волосы-пики", возможно, заболевание типа колтуна, — но также и расовый признак неиндоарийской народности.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа
Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Повседневная жизнь Соловецкого архипелага, или просто Острова, как называют Соловки живущие на нем, удивительным образом вбирает в себя самые разные эпохи в истории России. А потому и книга, предлагаемая вниманию читателя, столь же естественно соединяет в себе рассказы о бытовании самых разных людей: наших современников и подвижников благочестия XV-XVI столетий, стрельцов воеводы Мещеринова, расправлявшихся с участниками знаменитого Соловецкого сидения второй половины XVII века, и юнг Великой Отечественной войны, узников Соловецкого Лагеря Особого Назначения и чекистов из окружения Максима Горького, посетившего Соловки в 1929 году. На острове в Белом море время словно остановилось, и, оказавшись здесь, мы в полной мере можем почувствовать это, убедиться в том, что повседневность на Соловках - вовсе не суетная обыденность и бытовая рутина, но нечто большее - то, о чем на материке не задумываешься. Здесь каждый становится частью истории и частью того пространства, которое древние саамы называли saivo, что в переводе означает "Остров мертвых".

Максим Александрович Гуреев

Документальная литература
Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица
Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Биография самой жестокой надзирательницы Аушвиц-Биркенау – Марии Мандель, основанная на более чем двадцати годах исследований, а также десятках уникальных воспоминаний выживших узников концлагерей.К моменту своей казни в 1948 году Мария Мандель достигла самого высокого ранга, какого только могла достичь женщина в Третьем рейхе. Как главная надзирательница женских лагерей Аушвиц-Биркенау, она несла личную ответственность за пытки, страдания и массовые убийства десятков тысяч человек.В Аушвице Мария, прозванная «госпожой жизни и смерти», основала известный женский оркестр и «усыновила» нескольких детей, попавших в лагерь – чтобы позже отправить их в газовые камеры, когда они ей надоели. На каждой лагерной перекличке она часами мучила заключенных, пока те не падали замертво, а также избивала плетью за малейшую провинность. Выжившие узницы даже спустя 70 лет не оправились от ее пыток – а участницы женского оркестра знают, что обязаны ей жизнью.В течение двух десятилетий историк Сьюзен Эйшейд воссоздавала биографию Марии Мандель, исследуя архивы, беседуя с выжившими узницами женских лагерей, ее родными и близкими. Результатом стала уникальная и жуткая книга о том, как легко обычный человек, наделенный безграничной властью, превращается в садиста и монстра.«Увлекательная и беспощадная, книга Сьюзен Эйшейд основана на ценных источниках и уникальных исследованиях сложной судьбы печально известной нацистской преступницы. Важное дополнение к растущему числу работ о женщинах-преступницах в Третьем рейхе». – Люси Эдлингтон, автор книги «Портнихи Аушвица. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить»«Основываясь на рассказах выживших, Эйшейд подробно описывает в своем исследовании жестокую действительность лагерей и бесчеловечность их охранников. Книга исследовательницы – это яркое и горькое свидетельство ужасов Холокоста». – Kirkus Review

Сьюзен Эйшейд

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика
Во что мы верим, но не можем доказать. Интеллектуалы XXI века о современной науке
Во что мы верим, но не можем доказать. Интеллектуалы XXI века о современной науке

Более ста ведущих интеллектуалов мира делятся своими не проверенными пока еще гипотезами, которые в скором будущем могут стать для нас очевидной истиной. В коротких эссе, посвященных самым разным темам — сознание, эволюция, внеземные формы жизни, будущее человечества, судьба вселенной, — авторы предлагают неожиданные, страстные, иногда эксцентричные и всегда заставляющие задуматься идеи, связанные с их научными дисциплинами. Многие из этих всемирно известных имен знакомы и российскому читателю: Дэниел Деннет, Стивен Пинкер, Ричард Докинз, Джаред Даймонд, Фримен Дайсон, Мартин Рис, Джон Хорган, Михай Чиксентмихайи, Гари Маркус.

Джон Брокман

Документальная литература / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука