– Бланш. Я готов тебя сейчас же искупать в ледяной Темзе, если ты не проснёшься. Я должен с тобой поговорить, – произношу, нет, шепчу, не желая её будить. Она такая уязвимая сейчас, что я ненавижу себя за все свои порочные мысли, появившиеся в моей голове.
Моя просьба никак не повлияла на неё. Снимая пальто, бросаю его на кровать. Подхватив одеяло, стягиваю его с обнажённого тела, на котором уже практически исчезли пятна, но есть новые, оставленные мной этой ночью. Моя ладонь скользит по её ноге и достигает ягодицы. Поджимая губы, чтобы не улыбнуться и не испортить сюрприз, размахиваюсь и с громким шлепком ударяю по нежной коже. Это моментально выводит Бланш из сна, и она подскакивает на постели, держа в руке нож, направленный на меня.
– Эйс? У тебя совсем рассудок помутился? – Хрипло спрашивает она, часто дыша и убирая оружие.
– Ты знаешь о том, что тебя считают мёртвой? – Улыбаясь, сажусь на постель, пока Бланш пытается полностью проснуться.
– Да, мне сообщили, – кивает она и, запуская пальцы в волосы, приглаживает их. – Только не говори мне, что ты настолько испугался, раз приехал ко мне и ударил. Кстати, за что?
– Захотелось. Я бы ещё и укусил, но на это времени нет. И я понял ещё раньше, что ты жива. Так что мировой скорби не дождёшься. Меня волнует другое, кто хотел тебя убить? – Наблюдаю, как она натягивает одеяло и зажимает его подмышками, скрывая своё тело.
– Не имею понятия. Но я испытываю жалость, ведь столько лет и столько денег потрачено на пластические операции, и это вызывает у меня скорбь, – Бланш поднимает подушку и облокачивается на неё.
– Теперь давай без твоих игр, идёт? Смертник был в самолёте, он вошёл туда и взорвал себя. Ты должна была умереть, и твоё алиби на эту ночь, если ты появишься в Лондоне и объявишь о том, что жива, исчезнет, – произношу я.
– Да, алиби, оно у меня имеется. Я вылетела раньше, потому что внезапно начавшая менструация не позволила мне продолжать развлекать клиента. И это…
– Это ты? Ты взорвала самолёт? – Перебивая и замечая равнодушный, спокойный тон, спрашиваю её.
– Хм, предположим, что я, – кивает она.
– Ты издеваешься?
– Возможно, да. Но ты такой милый, что меня подташнивает, – хихикает она.
– Когда ты начнёшь ставить меня в известность? Когда ты прекратишь эти игры, которые у меня вызывают неконтролируемую злость? Когда ты поймёшь, что мне это важно? Когда, Бланш? Видимо, никогда. Ещё вчера я думал, что мы с тобой понимаем друг друга. Я решил, что ты услышала меня и оценила мою честность. Но я ошибся в тебе. И мне так противно от этого. Мне противно, и я жутко разочарован в нас обоих, – горько бросаю на неё взгляд и поднимаюсь с кровати.
– Но раз ты хочешь этого, то пусть будет так. Знаешь, я тоже человек и тоже хочу немного уверенности в том, что ты можешь быть другой, – беру пальто, собираясь уйти. Но Бланш обхватывает мою руку, и я поворачиваюсь к ней.
Вот это действует на неё безотказно. Момент, в котором я могу быть слабым, ей нравится и в то же время пугает её, как и моё признание в том, что она не представляется больше такой уникальной, как и то, что я ставлю её теперь на один уровень с другими женщинами.
– Её убили, – тихо говорит Бланш.
– То есть без драматического выступления с моей стороны ты не хочешь жить? – Усмехаясь, вновь опускаюсь рядом с ней на постель. Она слабо улыбается и качает головой.
– Мне нужно хотя бы пять минут, чтобы заставить себя держать глаза открытыми. Я устала, и мне требуется отдых, – объясняет она.
– Ты специально переборщила с травами, чтобы твой вид говорил другим о глубоком сопереживании о судьбе той несчастной, которой ты предоставила свой самолёт. Все те, кто увидят тебя сегодня, а скоро начнётся поток твоих клиентов, желающих убедиться, что с тобой всё хорошо, поймут, как ты удручена и напугана происходящим. Поэтому можешь мне не рассказывать о том, насколько ты устала. Насильственное причинение вреда здоровью не является причиной, чтобы оставить тебя в покое и не попытаться узнать всё немедленно. Хотя, возможно, позже я покажу, как ты меня раздражаешь.
Она потирает пальцами кожу на моём запястье, считая пульс, дабы узнать, как, действительно, моё волнение сможет обрадовать её в будущем, когда этот дурман сойдёт. Пусть потешит самолюбие девяносто семью ударами.
– Ты сказала о том, что ту женщину убили, – напоминая, снимаю её пальцы с себя, и Бланш кивает.