— Нет, — резюмировал он, окинув Нику оценивающим взглядом, — уж больно ты тощая для меня. Недокормленная. Есть много будешь. Мне в убыток.
— По моему, ты не горный… Ты просто козёл. — сказал Корис, «мило» улыбаясь.
Во взгляде приятеля Яр прочел желание окунуть его в реку, поэтому отодвинулся на всякий случай, и принял обиженный вид.
— Ну и сами отбивайтесь. Мишкам, в конце концов, тоже кушать надо. Пойду я от вас.
Однако он не торопился выполнить свою угрозу и уйти. Усевшись на камень рядом с Корисом, он совершенно серьёзно посмотрел на Нику, и сказал:
— Слушай, а зачем, всё-таки экспедиция? Наверняка не из-за одних легенд!
— Нет, конечно. Легенды это так, привязка к месту.
— Расскажи!
— Кстати, на счет духов гор и лесов не знаю, а вот на счет косолапых… — вступил в разговор Корис. — Тайга не проспект в Москве. Темно, лагеря не видно и оружия нет. Тут зверья полно, и не одних бурундуков. Есть и крупнее.
— И волки? — Яр с опаской осмотрелся.
— Ну эти летом не так опасны, но всё же, — сказал Корис, и на правах старшего по возрасту, скомандовал:
— Давайте, умываемся и по палаткам. Ника всё завтра расскажет. Всё равно нам с ней работать не позволят. Хорошо хоть отправлять в больницу, вроде, передумали.
— А я?
— А тебя тоже работать не возьмут.
— ???
— От тебя в раскопе сплошное землетрясение, все выкопанные черепки засыплешь.
— Всё подкалываешь? Никакой в тебе романтики. А вот слабо поутру в водопад сигануть? Посмотрел бы я на тебя тогда.
— Всё, пошли, а то Никина мать уже, наверно, с ума сошла от страха за неё. Мало того, что тайга, а тут ещё я, разгильдяй, на её голову.
Ника улыбнулась, и, наскоро умывшись, молча пошла к лагерю. Парни поспешили за ней, не предполагая, как недалёк был от истины Корис. В это время возле костра разговор шёл на извечную для родителей тему: о детях. То есть о них…
Лукин, вопреки мнению оставшихся у костра женщин, вовсе не был сторонним наблюдателем. Он почувствовал волнение Никиной матери, понял, что её что-то гнетёт. Едва проводив взглядом ушедших к реке подростков, он обратился к старшей Ракитиной, вызывая её на разговор:
— Вот молодёжь, всё им нипочём, хоть в кипящий котёл посади.
Людмила Викторовна собралась уходить, поэтому ответила неопределённым жестом, но, вдруг передумав, вернулась к костру.
— Скажите, что за парень с вами? Вы давно знаете этого солдата?
Елена Львовна деликатно растворилась в темноте, оставив говорящих одних.
— Кто вам сказал, что парень — солдат? И что он вообще со мной?
— Не надо… Вы ведь из ГРУ. Я вас помню, видела в отряде. А за парня Мокошин хлопотал. Логично, что он с вами. Плюс для офицера маловат возрастом. Вот и все наблюдения.
«Прокол» — подумал Лукин, удивляясь её памяти.
— Не надо от меня ничего скрывать. От этого ещё хуже.
— Ну почему вы сразу о плохом? Просто присмотрим за вами и дочкой пока ваш супруг в командировке. Вот и всё, обычное дело.
— Обычное дело? Раньше что-то не было этого «обычного дела». Муж не в первый раз уезжает… Моя Ника и чуть ли не в обнимку с вашим солдатом. Они бы ещё тут целоваться начали. Ужас!
— Так что вас больше волнует? — не смог сдержать улыбки Лукин.
— Всё!
— В этом вся женщина, — философски изрёк прапорщик, — всегда хочет всего и сразу.
— Это моё дело, чего хотеть… С Никой я поговорю по матерински, уж будьте спокойны, а вы, сделайте одолжение, приструните этого вашего воина…
— Ну, во-первых, Корис не солдат. Вам правду сказал Мокошин, парень действительно сын его друга и бывшего сослуживца. Сын моего друга и сослуживца. Я его с детства знаю. Он почти ровесник вашей дочери. А во-вторых, вы уверены, что, насильно прекратив эту дружбу, вы сотворите добро? Будет ли вам благодарна ваша дочь, даже если вынуждено, поддавшись настояниям матери, прекратит общаться с парнем?
— Со временем, когда сама станет матерью, она меня поймёт. Я ей только добра хочу!
— Вот извечные отговорки всех деспотичных родителей.
Увидев мелькнувшую в глазах женщины обиду, Лукин пожалел, что был так категоричен.
— Поймите, — он попытался вложить в свой голос всю возможную мягкость, — она вас, может быть, и поймет… потом, а душевную боль вы ей причините сейчас. Вас это не настораживает?!
— Конечно, пусть лучше ей причинит душевную боль ваш… Корис. Вот тогда я буду эгоистично удовлетворена, что между дочерью и матерью полное взаимопонимание, да?! В их возрасте до греха недалеко…
— Зачем вы… Вы сейчас рассуждаете так, словно девочка весьма взбалмошная и эксцентричная особа, постоянно дающая вам поводы для беспокойства.
— Нет. Ника всегда очень ответственно, даже придирчиво, относится к выбору подруг, а уж парней вообще близко не подпускала… пока… — Людмила Викторовна вдруг улыбнулась. — У меня на редкость серьёзный и воспитанный ребёнок, даже самой удивительно. Поэтому я в смятении. Ничего не могу понять!