Infernum. Последняя заря

Я знаю, она — Его рук дело. Якобы мой шанс. Но я докажу, я покажу, что был прав — она также недостойна шанса. У людей нет свободы, как нет ни у кого из нас. Нет выбора. Тобой все уже решено. Но не в этот раз. Я докажу. И ты не посмеешь мне помешать, ведь ты отошел, ты не вмешиваешься — все в их воле. Ха-ха.

Когда она их предаст — а она их предаст, — все будет кончено, мир не переродится! Я вернусь победителем. А ты убедишься, что их души охотнее откажутся от света, нежели отвергнут мою тьму. И толку от того, что им дарована свобода выбора? Они всегда выбирают меня. Они всегда видят лишь то, что на поверхности.

[1] Ничто человеческое мне не чуждо (лат.)

Глава 1. Становление (ранее 1 и 2 Ссора и Ярмарка)

— Отец, разреши мне отправиться на ярмарку Дня единения, прошу! — никогда еще Ида не умоляла так жалобно и скорбно, будто от этой ярмарки зависела ее жизнь. Ей не терпелось хоть раз в жизни увидеть горящие огни заморских театров. Она слышала о ярких нарядах, масках и блеске золота. Конечно, она и не смела надеяться, что отец ее отпустит, но надежда тихо тлела в ее сердце и подпитывала решительный настрой. Неужели он не ощущает этот трепет, что бьется в ее груди. Неужели он не видит, как это важно для нее. Ида так устала от его вечной опеки, а в последнее время ощущала себя привязанной, запертой. Ей словно не хватало воздуха, словно пространство вокруг неё сжималось, сдавливало.

— И чего тебе вдруг вздумалось на праздность людскую любоваться? Труд нас очищает и ведет к Спасению. Не следует об этом забывать. А эти скоморохи, кхе-кхе, сеют в душах праздность, а ты сама знаешь, чему лень способствует! А? — ответил Старый Пот, сжав губы в своей излюбленной манере и чуть сощурив в подозрении глаза. На его лице читалось лишь одно: «нечего тебе там делать без меня, мало ли что может произойти, и вообще не место это для юных порядочных девиц».

Ида не ждала другого ответа, знала ведь, что не получит согласия — будто в первый раз, — но попробовать стоило. Во всяком случае, так получить положительный ответ шансов больше, чем если не спросить. Она понимала отца, возможно, поэтому никогда ему не перечила. Он единственный, кто остался у нее, нет никого ближе и роднее. И он хочет для нее только добра, оберегает от напастей. От судьбы… Но нельзя же так провести всю жизнь.

— Да… там, — замялась и покраснела вдруг Ида, — там же приехали из самой Париссии, отец, представляешь? А из Аз-Карета привезли шелка и специи. Давно на Перекрестке трех дорог не устраивался праздник Единения. Говорят, последние годы праздник отменили из-за столкновений на границе. А к нам в деревню вообще никто никогда не приезжал, в последний раз только в детстве помню толпы людей на День Первой Звезды. Ну когда еще выдастся такой шанс! Они будут показывать представления на канатах, представляешь? Театр на канатах, — продолжала вздыхать Ида, вкладывая в интонацию все имеющееся воодушевление и надежду, на какие только была способна. — Я ненадолго, отец! Солнце не сядет за гору Рат, я буду уже дома. Ничего со мной не произойдет! Там же будут все наши деревенские, разве дадут в обиду?

— Не перечь! Я все сказал! Ты на так называемую ярмарку не пойдешь! Гнездо порока и греха! Ишь, втемяшила себе в голову. Там столько приезжих из других деревень, из само-о-о-ой Париссии и Аз-Карета, — передразнил он ее интонацию, — этих безбожников и огнепоклонников! Тьфу! Все, займись лучше делом. Ты дочитала «Ворох песков»?

— Оте-е-е-ец! Я уже не маленькая, чтобы ты так опекал! — Ида сделала вид, что не услышала про эту нуднейшую книгу, которую отец заставлял читать и заучивать. — Ты до конца жизни будешь держать меня на привязи? Мне и шагу ступить нельзя. Ничего делать без твоего одобрения нельзя! Решения самостоятельно принимать нельзя. А дышать можно? — Ида перевела дух, до конца не понимая, откуда вообще в ней появилось столько резкости. — Ида, читай это, Ида, туда не ходи, сюда ходи, Ида, делай как я сказал, Ида, я знаю, что лучше для тебя. Может, завтра ты мне и мужа выберешь?! — выпалила в сердцах Ида и сама же отшатнулась от такой дерзости. Прежде она подобное себе не позволяла, всегда была сдержана и послушна. И чего ей вдруг про мужа подумалось?