Infernum. Последняя заря

Она нашла его в мастерской. Перед глазами пробежали мимолетные воспоминания детства, как она любила босыми ногами зарываться в свежую стружку на полу, а этот запах древесины? Или свежеокрашенного изделия и нанесенного лака? Звуки станка, на котором отец пилил доски, а потом шлифовал их поверхность с убаюкивающим Иду звуком. Она вспомнила, как любила зарываться носом в шею отца, от которого всегда пахло кедром.

— Отец? — слово горечью осело на губах. — Могу ли я тебя отвлечь, — Ида старалась, чтобы голос не дрожал, но все равно он предательски скрипнул на последнем слове.

— Ида? Что-то случилось? На тебе лица нет, — Старый Пот мгновенно выпустил рубанок из рук и отложил в сторону. Он направился к ней с обеспокоенным видом. — Что с тобой?

Она молча протянула ему стопку писем. Отец не пошевелился, лишь дрогнула мышца на подбородке, а губы сжались в тонкую линию. Казалось, прошла вечность. Но отец поднял глаза, в которых отразились его боль и разочарование. Казалось, он разрывался между желанием отругать и оправдаться.

— Как ты их нашла? — резко, бесчувственно произнес он. Иду ошеломил этот безжизненный голос. Она ожидала всего, но только не такого признания.

— Неважно. Это твои? — из последних сил Иде удавалось сдерживать подступающую к горлу боль. Ей просто хотелось кричать. Ей хотелось высвободить из себя такой крик, чтобы этот давящий ком вылетел из нее. Пусть останется пустота, но боль уйдет. Она не вынесет.

— Ты ведь уже прочитала их, к чему вопросы? — Старый Пот нахмурил брови, его угрюмый вид не предвещал ничего хорошего. Иде хотелось сжаться и просить прощения за то, что полезла, куда не следует. Но она заставила себя признать, что это он должен просить прощения за то, что скрывал от нее правду. Да и есть ли у него право теперь ругать ее или злиться? Он же ей… Она не смогла даже в мыслях произнести это слово.

— Прочитала, но думала… думала, что ты объяснишь, почему я их нашла сама, а не получила от тебя?

— Ты не должна была узнать, — резко ответил отец, а потом будто сказал уже сам себе: — надо было их сжечь.

— Ты не собирался никогда мне рассказывать правду? — голос Иды дрожал, но уже от закипающей злости.

— Я хотел уберечь тебя! Я защищал тебя! — голос отца повысился, заставляя Иду сжаться. Где-то в глубине истерзанной души она даже почувствовала отголосок вины.

— Солгав?

— Да! Это цена, которую я заплатил бы снова, чтобы уберечь тебя! Ты не знаешь…

— Так расскажи!

— Не могу! Я дал слово! Просто поверь… — умоляюще произнес Пот и посмотрел на Иду блестящими от слез глазами.

— Поверить? Ты правда говоришь о доверии после всего? — она больше не могла удерживать свою боль, и она хлынула неконтролируемым потоком слез. Лицо отца теперь было размыто, а слова вырывались из горла вместе с всхлипами: — Как мне верить? Кому мне верить? Чело… человеку, который врал мне, что он мой… мой… отец? Кто ты? Кто… кто я?

— Ида, дитя… — Пот протянул руки в попытке обнять ее, но Ида оттолкнула его и сделала шаг назад.

— Не называй меня так! Ты… Зачем? Скажи мне, о чем в этих письмах? О какой опасности? Это мои настоя… настоящие родители? — слова дались ей с трудом.

— Ида! Ты должна забыть! Тебе нельзя…

— Может, хватит? Даже сейчас ты пытаешься управлять моими чувствами!! Чего мне нельзя? Просишь забыть? Ты правда думаешь, что теперь это возможно? Узнать, что всю жизнь была не той, кем тебя считают, всю жиз… жизнь прожила свободно, пока кто-то страдал из-за меня? О чем речь? Почему мне нельзя знать?!

— Ида! Не кричи, пожалуйста, в деревне…

— Ах да, что скажут люди, если узнают!

— Да плевать мне, что они скажут! — заорал он так, что Иде показалось, будто грянул гром и сейчас сверкнут молния. — Мне неважно, что они скажут, мне важно, кому они скажут! Никто не должен знать! Мы не для того приехали в эту дыру, чтобы…

— Чтобы что? Не могу! Ненавижу тебя! — Ида пожалеет об этих словах уже через секунду, когда увидит это растерянное лицо, исказившееся болью. Но сейчас ей было все равно, это слово вылетело из уст обдуманно, не случайно — она действительно ненавидела, но только потому что любила, а он ее предал, не ее — ее доверие. Она отступила на шаг, второй, качая головой, видела, как отец раскрыл рот, пытаясь что-то сказать, как стал протягивать руку, но Ида развернулась и выбежала из мастерской.