Infernum. Последняя заря

Она бежала, не разбирая дороги. Гнев и обида застилали глаза, ей казалось, что все рушится, как каменная стена, осыпавшаяся будто карточный домик, ветер хлестал ей в лицо, проникал сквозь тонкую одежду, но она не чувствовала холода. Тело пробрала дрожь страха — что теперь будет? Что ей делать? Она бежала, пока ноги не предали, пока она не упала на колени. Ничего не чувствует. Она лишь опустила голову, уткнулась в свои ладони и разревелась. Вот он момент, когда ей не сдержать рвущийся крик, будто она выросла среди диких зверей, вот он момент, когда все накопившееся найдет выход и оставит после себя разве что лишь пустоту. Вот он тот момент, когда она перестала быть Идой, но кем-то другим еще не стала. Без имени. Без чувств. Так и сидела она на коленях, не замечая ни как сменилась погода, ни как прошло время. Так и сидела бы до конца времен, если бы теплая рука не коснулась плеча. Тихо, аккуратно, невесомо.

— Дитя? Пойдем!

Она узнала голос Сар-Микаэла, его присутствие рядом удивительным способом успокоило ее, она безропотно поднялась и последовала за ним. Глаз она не подняла, еще не прояснились мысли. Он привел ее в келью, куда обычно местные приходили исповедаться или поговорить, попросить совета, когда отчаивались найти решение тех или иных проблем. Она была там лишь раз, когда их с Ишасом привели туда насильно. Ничего не могло их удержать от мелких хулиганских выходок, Старый Пот и Йофас опустили руки, поэтому было принято решение прибегнуть к помощи Сар-Микаэла — может, он их вразумит. Она помнит тот разговор. Она помнит, как он улыбался им и, выслушав все, что они натворили, усмехнулся и сказал: «Жаль! Жаль, что такие хорошие дети и не умеют… не попадаться!» Они сперва подумали, что ослышались, он точно произнес «не умеют себя вести!», но увидев озорную улыбку, так не вяжущуюся с его рясой и образом святости и благонамеренности, они поняли, что он сказал именно то, что они услышали. Увидев их замешательство, он улыбнулся и пояснил, что в детском проказничестве нет ничего плохого, если оно не со зла. Они долго беседовали о том, для чего Иде с Ишасом срывать яблоки Старухи Игиль или зачем обмазывать краской лицо уснувшего пастуха. Она помнила, как он был терпелив, добр и открыт с ними. У них даже были секреты ото всех. С тех пор Сар-Микаэл несмотря на свой сан стал им другом. Настоящим. Не приятель, с кем можно поиграть или порезвиться, не братом и не отцом, которые принимают тебя, пока ты соответствуешь их представлениям о тебе, а именно другом, наставником, который не осуждает, не указывает, не ждет, просто рядом, когда нужен, всегда поддержит и отзовется в самую трудную минуту. Со временем Ишас стал реже приходить к Сар-Микаэлу, хотя так и не рассказал, что между ними произошло.

И сейчас снова Святой отец, не задавая вопросов, не пытаясь что-то предпринять или заставить ее выпить настойку, просто сел рядом, поставил чашку заваренных трав и ждал. Молча, но участливо. Ида была благодарна ему за это. Постепенно придя в себя, — вероятно, атмосфера кельи помогла, аромат ладана и зажженных свечей влияли всегда умиротворяюще — она также молча протянула ему письма. Он несмело взял их, бегло осмотрел и снова повернулся к ней, изогнув бровь. Мол, мне прочитать? Она понимала, что он скорее всего сейчас сомневается, имеет ли право читать письма, адресованные не ему и, видимо, понял, что и не ей они адресованы. Она кивнула:

— Там обо мне, — глухо произнесла Ида.

Он кивнул, в глазах отразилось легкое беспокойство. Он начал читать. С каждой строчкой, казалось, его тревога возрастает, в какой-то момент он даже резко поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Потом вернулся в листам. Ида заметила, как напряжение растет, а его рука сжимается и разжимается. Дочитав, он какое-то время не поднимал голову, будто боролся с тем, что понял и чего испугался. В какой-то момент Иде показалось, что она напрасно пришла, вдруг он с самого начала знал обо всем и сейчас как и отец будет ей лгать. Отец. Слово горечью отозвалось на языке.

— Ты уверена, что это о тебе? — Сар-Микаэл поднял голову и внимательно посмотрел на нее.

— Там имя отца и… — Ида на мгновение запнулась, будто надеялась, что это все-таки окажется неправдой. — И он не отрицал. Отец сказал, что мне опасно знать правду. И что никто не должен знать.

— Да, то, о чем тут говорится, это действительно опасно. Еще опаснее, показать это такому, как я.

— Что вы имеете в виду? — Ида была в растерянности. Она осознала, как глупо поступила, показав письма еще кому-то. Но в тот момент ей было плевать на последствия. Если она кому и доверяла теперь, то только Ишасу и Сар-Микаэлу.

— Что ты знаешь из истории Заравата двадцатилетней давности? — участливо спросил Сар-Микаэл.

— Вы о войне с Аз-Каретом? Хотя это же было раньше, до прихода к власти Патани, — непонимающе, какое отношение это имеет к письмам, проговорила Ида.

— Нет, я не о войне, а о массовой резне, которую одобрило духовенство?

— Чт… что? — Ида не ослышалась? Духовенство одобрило убийство? — Я ничего об этом не знаю, здесь никто…