Инфильтрация

— Э-э-э… Ты, как всегда, абсолютно права, вон как раз замечательный скверик напротив. Умоляю, дай мне шанс исправить эту глупую ошибку! — Я попытался направить нас туда, под голые кроны, к белеющим в полутьме свежеокрашенным садовым скамейкам.

Тома посмотрела на меня чуть свысока, расплываясь в ироничной улыбке:

— Нет уж, нет уж! Я теперь буду настороже. Честная девушка — как птичка, стоит коготку увязнуть…

Опять глухой лязг опускаемого за дверью крюка, латунный блик из-под кнопки, почти нечитаемое «Афанасьевы». Тусклая сороковаттка под потолком, неуверенно разгоняющая полутьму, старый кафель, дерево перил, тяжелая дверь, сразу за которой таится в наступившей ночи громада собора.

Не хочу… Как не хочу уезжать! Я с болезненной любовью провел взглядом по геометрически выверенным линиям фасадов, куполам, прислушался к родному перестуку колес торопящегося в парк трамвая и, обернувшись, привычно нашел светящееся окно. Занавеска дернулась, и я увидел, как Тома прильнула к стеклу. Помахал рукой, получил ответную отмашку и, глуповато улыбаясь, побрел домой. Не хочу…

Понедельник 25 апреля 1977 года, 12:35

Ленинград, Красноармейская улица

— Зо-о-орь… — Я подсел к Светке, в одиночестве жующей капустный салатик.

Глаза обрадованно сверкнули, но попыталась облить презрением и злобно пофыркать:

— Опять за старое?!

— Да ладно тебе… Как у Паштета с химией продвигается? — Я откусил от ватрушки с повидлом и сделал пару глотков молока.

Углы Светкиных губ чуть дрогнули вниз, и она немного потускнела — видимо, надеялась на другую тему. Ах, любовь, что ты, подлая, делаешь…

«А может?..» — Я чуть вздрогнул от внезапной мысли и окинул Зорьку оценивающим взглядом — тем, что, пыхтя, бросают на штангу примеривающиеся к ней атлеты. Может, по силам?

Секундное напряжение воображения, и я разочарованно сбрасываю мысленный вес. Нет, не получится сделать счастливыми обеих одновременно. Несчастными — легко. Увы, это не книжка, это — жизнь.

Да и вообще о чем я думаю, когда светит мне дорога дальняя да ночкой лунною? Надеюсь, у Зорьки получится «с глаз долой — из сердца вон». Немного мне осталось ей глаза мозолить…

— Да ничего, — начала она тем временем отчет. — Мозги присутствуют под толстым слоем лени и безалаберности. Если понукать, то едет.

— Свет, скоро контра будет по галогенам. Надо твердую «пять». — Я наклонился, пристально глядя в светло-серые глаза. — По алгебре он вроде врубаться начал.

— О, можно к вам, голубки? — На стул рядом со Светой элегантно опустилась Кузя с двумя тарелками и красно-синей пирамидкой. — Я что-то не понимаю, Дюш, в твоих эволюциях совсем запуталась. То с Томой, то со Светой… Даже как-то с Ясей видела. — Она доброжелательно улыбнулась побуревшей Зорьке.

Я мысленно скрипнул зубами. Надо же, при такой ладной фигурке и интересном личике — такой стервозный характер! И ведь далеко не дура.

— Ох, — с мукой выдохнул я, — ну что тебе от меня надо, длинноногое создание? Пытаешься вычислить свои шансы? Так они невелики.

— Хамите, парниша? — Кузя довольной улыбкой оценила случайно сорвавшийся комплимент и, чуть поведя плечами назад, приосанилась.

Я постарался рассмеяться побеззаботнее:

— Да ладно, ладно, не притворяйся. Признавайся, ищешь кандидатуру на замену тому студентику?

Наташа пару раз задумчиво взмахнула ярко-черными, прямыми, как стрелки, ресницами и медленно процедила:

— Дошутишься, Соколов, что я действительно обращу на тебя внимание. Мало не покажется.

Я быстро заглотил остаток ватрушки, влил в себя молоко и уточнил, вставая:

— И будешь возить меня на таксо?

Вслед мне полетело обиженное:

— Да у тебя вся спина белой будет…

Довольно ухмыляясь, сунул посуду в окно моечной и двинулся на выход из столовой.

— Стебешь Натаху? — пихнул меня локтем в бок Ара. — Опасное дело, загрызет… Ты вчера смотрел?

— Смотрел что?

Ара с недоумением оглядел меня:

— Как наши канадцев разнесли.

— А… — с облегчением протянул я. — Только третий период. На Райкина ходил.

— О-о! — восторженно взвыл Армен. — Так ты почти ничего не видел! Там такие драки были! Наши их вчистую разносили, шесть-ноль к концу второго периода. Нервы у них сдали, начали клюшками наших бить! Барышева с поля без сознания увезли, влупили сзади по голове со всего маху! Профессионалы… — протянул он презрительно. — Фил Эспозито в первый раз в жизни шлем надел! И получите, гады, одиннадцать-один!

— Угу, видел концовку, — согласился я. — Шикарно. Очень душевно.

— Ха! — сообразил Ара. — Так ты, наверное, и футбол тоже не смотрел, как наши греков раскатали?!

— Ну уж прямо-таки и раскатали… Два-ноль всего.

— Ничего-ничего… Шансы есть у наших футболистов. Вдруг повезет?

— Ага, — иронично улыбнулся я. — Чемпионами мира станут.

«Да легче СССР с социализмом спасти без брейнсерфинга», — подумал про себя.