Информация

Пора. Организаторша взяла Ричарда за руку и с непроницаемой улыбкой на лице повела впереди Гвина. Пока они шли по разным коридорам и лестницам, Ричарда все сильнее охватывало предчувствие ожидающей его катастрофы: не литературного унижения, а настоящей катастрофы с человеческими жертвами. Сначала двое санитаров-добровольцев в оранжевых комбинезонах пронесли мимо них молодую женщину на носилках. За ними последовал полицейский, потом еще один медик, потом пожарный с топором и наконец молодая пара, которую, казалось, сблизила глубокая общая скорбь. Ричард свернул за угол. У стен в разных позах выстроились паломники: подавленные горем, изможденные и выздоравливающие. Это был вход в театральный зал А, где должен был читать Гвин. Заглянув внутрь, Ричард увидел столпотворение, немыслимое в наши дни в цивилизованном мире. Такое можно увидеть разве что в японских электричках или в репортаже о стихийном бедствии… Ричард подумал о депортации, о перевозке рабов, о переполненных калькуттских тюрьмах. Помещение напоминало жужжащий улей — в воздухе был разлит аромат молодых гормонов. Сопровождавшая Ричарда дама чуть замедлила шаг, чтобы убедиться, что двое пожарных охраняют двери, а потом, повернувшись к Ричарду, со зловещей ласковостью сказала:

— Уверена, вы тоже прекрасный писатель.

После этого они проследовали дальше — в театральный зал Б. Зал А вмещал 750 человек, а зал Б — 725. Ричард с готовностью согласился уступить Гвину зал А: он долго кивал в аэропорту, и в укромной кофейне, и на автостоянке перед гостиницей, где они садились в такси. Ричард высморкался и вступил в просторный и тихий зал Б.

Позднее Ричард скажет себе, что чтение было кульминацией этого дня. Возможно, его аудитория не была большой. Но она была разнообразной: женщина, негр, американский индеец и толстяк. Вот, собственно, и все. Но погодите. Толстяк был фантастически толст. Надо было видеть, как он расплывается, растекается на двух, на трех местах! А негр был черен, как спальня Доминики-Луизы. Индеец в ковбойских башмаках сидел, перекинув ногу через ручку кресла, и в знак своего плюрализма он периодически болтал ногой. А у женщины под длинной толстовкой — у Ричарда не было никаких сомнений — имелось все, что полагается иметь женщине. Толстяк, чернокожий, ковбой и индеец в одном лице и представительница слабого пола… Ричард взошел на кафедру под вулканические аплодисменты, доносившиеся из соседнего зала. Звук был такой, будто около заложенного правого уха Ричарда заработала кофемолка. Ричард не упал в обморок, а начал читать с начала одиннадцатой главы: это было описание сборища бродяг, преподнесенное как бурлескная пародия «Королевских идиллий» Теннисона. И тут же Ричард потерял четверть своей аудитории: индеец, улюлюкая, встал на ноги и стал подниматься по ступенькам. Ричард поднял голову. Их взгляды встретились. Индеец был неумолим и суетно скор в своих ковбойских башмаках. В ковбойских башмаках, которые носили его палачи. Ричарду стало горько и обидно — в индейце он узнал своего сотоварища по «Болд адженде» — Джона Две Луны. Итак, слушателей осталось трое. Ричард продолжил читать и обнаружил, что его все больше и больше занимает вопрос об их хрупком единодушии, о непредсказуемости их интереса и переменах их настроения. Отрывки, которые он читал, ему никак не могли помочь: сейчас Ричарду были нужны отрывки, в которых бы превозносились толстяки, чернокожие и женщины в толстовках. Толстяк заставил Ричарда прерваться на несколько невыносимо долгих минут: он предпринял несколько слабых попыток выбраться из кресел. Поначалу он рвался, пытаясь встать, но в конце концов забылся беспокойным сном. Чернокожий тоже привнес драматическую ноту: одолеваемый своими сокровенными мыслями и чувствами, он начал сначала что-то шептать, потом бормотать, распевать и наконец кричать, заглушая голос человека с микрофоном. И только женщина — сильно накрашенная, с немигающими глазами и невыразительной улыбкой, ровесница Ричарда, — только она сохраняла спокойствие: идеальная аудитория из одного человека.

И чтение, несомненно, было кульминацией дня. Потом все покатилось по наклонной плоскости.

Во время одной из многочисленных пауз, вызванных восторженным визгом, доносившимся из зала А, Ричард воспользовался носовым платком. Одним из тех носовых платков, о которых американцы и думать забыли с тех пор, как были изобретены бумажные платочки. (Юный пиарщик просто не мог поверить, что такие носовые платки еще существуют.) На заскорузлой ткани местами виднелись следы чего-то клейкого, желеобразного, похожего на белок недоварившегося яйца, и у платка была странная, явно асимметричная форма. Ричард утер нос этой влажной тряпицей. Да, это был самый настоящий сморкальник. Точно такой же Ричард, еще школьником, как-то нашел в кармане своего школьного пиджака — очевидно, он завалялся там после гриппа. Платок был такой же формы и цвета, что и облака над Лондоном.