Ингрид Кавен

Он ничего не скрывал. Правда, думал он, забавнее лжи, при условии, что ничего не скрывается, все – наружу. Правда, ничего, кроме правды, всей правды, всей! И кроме того, когда правда, конечно, опаснее. Но почему бы и ни заплатить за хорошую шутку? Однако осторожно, риск есть. Забавная жизнь вообще штука рискованная: невозможно иметь все – безопасность и забаву. Он и выбрал голую правду. Хотелось ему лишь двух вещей: фарса и красоты. Пункт первый: жизнь общества есть комедия. Долой маски! Я сыграю вам фарс про жизнь… Пункт второй: я хочу красоты прежде всего. Фарс и красота – как-то многовато сразу. Люди не любят смешивать разные вещи, и если кто-нибудь считал, что фарс и красота могут слиться воедино, стать одним и тем же, одной вещью, то это – немыслимо. Пусть придут все шлюхи. Но мне хочется еще и красоты. Однако обычно либо – либо. «Все можно купить, все достать, всех трахнуть». О'кей, это – обыкновенный цинизм, там же, где появляется клубничка, там, где становится интереснее, и даже весьма и весьма интересно, то простоты уже никакой нет, но это если только ты сам действительно непростой, если любишь красивые вещи, изысканные. Тогда есть риск, что попадешь в силки, расставленные для других. Очень тонкий черный юмор и изысканный эротизм – прекрасная программа! Но очень очень очень амбициозная. Особенно в те времена, которые уже наступили. Тогда, ныне… не будем даже говорить об этом, забыли…

На этой платформе, на этой красивой программе сошлись Райнер и Мазар: играли они, плюя на гармонию, одну и ту же партитуру, построенную на диссонансах, но гармония обитала там в иных тональностях, в непривычных аранжировках; один из них, несмотря на все свои усилия, скорее оставался романтиком с Севера, другого же обуревали восточные средиземноморские страсти, которые не могли никого обмануть, потому что над ними всегда витала тень беды. Играть они тоже закончили одновременно, с разницей в несколько недель.

Стемнело, но по-настоящему темнота еще не наступила. Азиатка, которая была с Шарлем, ушла. Она оставила его одного: кажется, ее пригласили на другую яхту, еще роскошнее, красивее, больше, дороже, – может быть, Акрама Ожежа? В каюте остался шлейф ее духов – «Л'эр блё» от Герлэн.

Шарль не мог заснуть, мешали голоса, доносившиеся из кают-компании:

– Тридцать процентов «Гомона» в руках «Контёр де Монруж», семейства Шлюмбержер – Сейду, прибавить к ним семь процентов американца Чарли Бледхорна, считайте, что право на блокировку у нас… мы их поимели… Если Бледхорн не захочет продавать, я сделаю ему через моих друзей из Ливанских христианских фаланг такое предложение, что отказаться он не сможет!

– Зачем тебе эти фалангисты, – расхохотался Пухлик. – Мы встретимся с ним на вилле Мужем и я обстрогаю ему уши.

– Еще один, кто живет как господин, – заключил полковник Арман.

«Шампанского?» Это был голос Франсуазы, она требовала, чтобы ее называли Талита. Она в то время была невестой Мазара – красивая, умная, интересная. Она была правой рукой мадам Клод, таскала повсюду с собой револьвер и разъезжала на громадном «Харли Дэвидсоне». Однажды Шарль заметил у нее на столе небольшую записную книжку. Он раскрыл ее: список был впечатляющим. Все страницы в алфавитном порядке были исписаны именами – здесь оказались рядом Жискар, Понятовский, государственные министры и целая куча других, и рядом с ними, совершенно неожиданным образом, – имена тарифицированных девиц, самых красивых в мире, и в этой же куче – фамилии механиков, специализировавшихся на «Харлее»… Перед именем каждой девицы – каббалистические значки, а потом – красные, синие, желтые кружочки, иногда – два, обозначающие их способности и специфические привычки…

Было время, когда этой амазонке нравилось клеить молоденьких и красивых мальчиков на своем мотоцикле, она их «похищала», привозила к себе и через какое-то время возвращала взволнованной мамочке с двумя дюжинами роз. Мазар попал под очарование ее власти, а она – его, до головокружения, каждого соблазнял вампиризм другого, его дар манипулировать людьми.

К их смеху примешивались хлопки открывавшихся бутылок. Все это казалось ненастоящим. Шарль вспомнил один мультфильм: мужчина и женщина в номере отеля, она – мошенница в бегах. Они собирают чемоданы, она кладет в свой Джаспера Джонса. Он спрашивает: «Не собираешься же ты брать с собой эту мазню… Это подделка». Тут идет ее текст в пузыре: «А мы, по-твоему, нет?»