Инициатива наказуема (СИ)

Мне пришлось схватить его за голову и силой выпрямить. Он разбил себе лоб, и несколько тонких ссадин алели на его лице. Глаза его покраснели, и слезы катились одна за другой. Он смотрел на восходящее солнце и все шептал, как помешанный, «как я мог, как я мог».

Я обняла и прижала его голову к груди.

— Ты не виноват, это я его убила, — нужно было что-то сказать, иначе его давно копившиеся чувство вины нашло бы более радикальный выход. — Давай вернемся в машину, выпьем чаю из термоса.

— Прости меня, отец, прости меня…

Еще какое-то время он сидел со мной в обнимку, смотрел на расходящиеся облака у горизонта и громко рыдал своей новой «хозяйке» в шею.

***

Первым делом я поехала к родителям. Позвонила в дверь, и открыла мать — она постарела лет на десять, под глазами образовались глубокие морщины, которых раньше не было, и волосы, почти все поседели. Она не узнала меня, и, лишь когда я заговорила, глаза ее заблестели и зрачки расширились.

Я сняла очки и платок, обнажив лысую голову. Мама, не говоря ни слова, кинулась мне на шею и принялась целовать мое лицо. Она обнимала меня и прижимала к сердцу, попутно бормоча какую-то то молитву. Я прижалась к ней и впервые за долгое время почувствовала всю лечебную силу объятий родного и любимого человека. Я сразу вспомнила ее запах, и, как котенок, уткнулась ей в ключицу.

— Боже мой, спасибо, боже… — лепетала она, заводя меня в дом, который заметно опустел.

Она не выпускала из рук мои ладони, будто боялась, что я просто иллюзия, и стоит нам расцепиться, как снова исчезну. Столько боли и счастья одновременно было в ее глазах, что я невольно и сама расплакалась. Мы снова обнялись, и она принялась гладить меня по голове. Мама не могла со мной расстаться, и мы так простояли где-то полчаса. Потом она отвела меня на кухню.

Я рассказала, что попала в дурную компанию, и в итоге оказалась почти в рабстве у одного нехорошего человека, но теперь он мертв, а мне больше ничего не угрожает. В полицию заявлять не надо, потому что виновника уже не осудишь.

Мы просидели, обнявшись, до вечера. Мама больше ничего не спрашивала — ни про мои приключения, ни про мою странную прическу, ни почему я худая, как анорексик. Она просто была счастлива, что я вернулась.

Оказалось, что они нанимали частного детектива, но безрезультатно, и пришлось распродать много вещей, чтобы оплачивать его услуги. Рита переехала вскоре после моего исчезновения, потому что не смогла там больше жить из-за чувства вины. Отец бросил пить и нашел работу, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Я была дома до возвращения отца, и, когда он пришел, между нами состоялась такая же теплая и полная слез сцена воссоединения.

«Вот мой настоящий отец», — думала я, радостно чмокая его в колючие щеки.

Его тоже привлекла моя лысина, и он погладил меня по голове, сказав, что его дочь теперь самая модная во всей Англии.

Через несколько дней я познакомила их с Николасом, которого представила как своего парня, и с Моникой, его сестрой. По документам они оба носили фамилию Уайтли, и это покрывало их абсолютную внешнюю непохожесть.

Все вырученные деньги я отдала родителям. Наш старый дом быстро преобразился в лучшую сторону, но из-за нестабильного здоровья и вампирской сущности я не могла с ними жить.

Мы втроем, с Ником и Мо, сняли двухкомнатную квартиру недалеко от моей школы. Бывших служанок Анаксимандера я помогла устроить на работу. Из-за плохой социализации поначалу было сложновато, но постепенно они преодолели страх перед внешним миром и другими людьми. Они все поголовно были отличными поварихами, поэтому получить должности в ресторанах или гостиницах не составило труда. На первое время им хватит. Раз в месяц я обязательно навещаю их, слежу, чтобы у них все было хорошо и проверяю психическое состояние. Чем дальше они жили от «хозяина» морально и физически, тем проще им становилось. С каждым визитом я видела, как они расцветают, обзаводятся собственными интересами и хобби, думают о будущем, а не выполняют, словно роботы, одно и то же по расписанию. Совсем скоро они станут свободны и можно будет перестать контролировать их жизнь.

Моника и Ник, как наиболее зависимые от своего бывшего хозяина, часто вспоминали о нем, хотя мне это было неприятно. Но я понимала, что пусть лучше они выскажутся, чем через год прыгнут с крыши от отчаяния. На Ника, бывало, находило обостренное чувство вины, и он снова начинал причитать и извиняться перед призраком. Мо тоже плакала в подушку по ночам, звала своего любимого отца, но я все равно слышала все (мой сон стал очень чутким, просыпалась от любого шороха), вставала, шла утешать ее. Даже приходилось оставаться спать с ней, потому что я пахла отцом, и это ее успокаивало.

Но когда-нибудь этот эффект пройдет, я обязательно проконтролирую, чтобы они стали думать своей головой и сами решали собственную судьбу.