Инициация

Но гораздо сильнее и на более глубоком уровне, Дона беспокоило в Бронсоне нечто другое, не поддающееся определению. Дон не припоминал, чтобы ему приходилось употреблять слово «зло» по отношению к кому-то, кого он едва знал, но здесь это определение так и просилось на язык. Зло сквозило в ухмылке Бронсона Форда, в блеске его глаз, в недоброй веселости его тона. С этим осознанием пришло и другое: Дон обратил внимание на пустоту галереи и изолированность ее расположения; они могли бы с равным успехом восседать на пеньках вокруг костра где-нибудь в глуши.

Бронсон Форд взглянул на экспонат, и его лицо озарилось светом какой-то святотатственной радости:

– Они сняли с него кожу и носили ее. Это не совсем кожа. Скорее, шкура. Да. Они сделали костюм из его шкуры, как мой собственный народ когда-то делал одежду из шкур львов. Как мой народ носил плащи из львиных шкур и украшения из их клыков и когтей. Да, да.

– Они?

– Они-они. Дети Старого Червя.

– Дети чего? Что это за племя?

В это мгновение, в попытке восстановить душевное равновесие и хоть как-то контролировать ход разговора, Дон почувствовал себя как человек, отплывший далеко от берега, бросивший наконец взгляд назад и обнаруживший, что течение давно увлекло его в холодную бездонную пучину. Это все дурь, это она делает из твоих мозгов кашу. Утром ты проснешься и поймешь, что весь этот вечер был одним большим развесистым глюком.

– А вы что, не знаете? Вы разве не поэтому приехали? Все это для особых людей.

– Нет, малыш, я правда не знаю. Кто эти «дети»?

– Друзья мамы с папой, – Бронсон Форд перескочил к следующей витрине и нажал на кнопку. Завеса разъехалась в стороны, и вспыхнули слабенькие огоньки подсветки. – Подводная пещера около Шетландских островов, весна 1969-го.

– Бронсон, чувак, ты меня пугаешь, – сказал Дон, и не преувеличивал.

Объект, выставленный в этой витрине, при жизни был четвероногим чудищем огромных размеров – медведем, небольшим слоном, жирафом. Дон не мог определить точнее, поскольку его восприятие объекта менялось, как картинки в калейдоскопе, – три или чуть больше метров в высоту, метр в ширину, несколько конечностей, удлиненная шея, мощный торс крупного обитателя суши, внушительного объема череп. На проволочных подвесах была растянута еще одна кожа, точнее, в данном случае – шкура. Черный мех резко выделялся на молочно-белом фоне. Медведь, освежеванный таким же волшебным образом, как и кроманьонец, – нет же ничего плохого в ремесле таксидермиста или меховщика… Дон покрылся испариной, шкура животного словно росла на глазах, нависала над головой.

– А почему череп…

Он не смог больше выдавить из себя ни единого звука.

– Но он не с Шетландских островов. А я не из Эфиопии, – на лице Бронсона Форда застыло мечтательное, маниакальное выражение: улыбка престарелого садиста, заключенного в теле ребенка. – Они просто сбросили костюм в старой мокрой пещере, перед тем как вернуться во тьму.

– Еще одна чертова подделка, – сказал Дон. Его замутило, и он прикрыл рот рукой.

Казалось, все спиртное, выпитое им во время плавания по Юкону, по пути сюда и здесь, в поместье, потребовало выхода наружу. После того как желудок успокоился, он повторил:

– Чертова подделка, – в надежде, что от этих слов он почувствует себя лучше. – Так откуда ты на самом деле?

– Из России. Там есть одна равнина, а на ней гора. Самое холодное место на всем гребаном свете.

– Без балды?

Бронсон Форд закатал рукав, продемонстрировав классические часы из нержавеющей стали. А также лиловатый шрам, начинавшийся на запястье и поднимавшийся вдоль локтевой кости до самого локтя – бороздку застегнутой «молнии».

– Ой-ой, мне же давно пора в кроватку, – мальчик отсалютовал Дону тремя пальцами и удалился, выскользнув в кроваво-красную дверь и оставив Дона наедине с ужасными экспонатами галереи.

Не экспонатами, черт возьми. Вздорными подделками. Он выдержал всего несколько секунд, а потом снова подступила тошнота, и он поспешил ретироваться. По ту сторону двери его поджидали Бим и Бом. Они стояли к нему спиной, один смотрел на север, другой на юг. Мистер Дарт сжимал в кулаке мешок. Мистер Бом держал наготове шприц.

Дон в немом ужасе крутанул руками, пытаясь удержать равновесие, и в самый последний момент ему удалось остановиться, отпрянуть и снова закрыть дверь. За эту долю мгновения он успел заметить поднимающегося по лестнице Коннора Волвертона с трубкой во рту, жестом приветствующего агентов. Дон запер дверь, и тут его желудок окончательно взбунтовался. Дона вырвало на ковер. С судорожно бьющимся сердцем, жадно втягивая воздух, он замер в ожидании грохота кулаков по деревянной обшивке – сигнала, что его преследователи обнаружили добычу. Но сигнала не последовало. В галерее по-прежнему стояла гробовая тишина.