Инициация

«Беги, милый, они идут!» – сказала Мишель, паря над его плечом.

По щеке хлестнула ветка, сорвав с него очки. Он продолжал бежать до тех пор, пока не сгустилась тьма и бежать стало невозможно, и тогда он рухнул на землю и свернулся калачиком, прикусив кулак, давясь и задыхаясь.

Через некоторое время Дон вполз под громадные лапы раскинувшейся старой ели и лежал там, отдыхая, прижав щеку к подушке из хвои. Его рюкзак пропал, одежда была порвана в клочья, колено распухло до размеров дыни, а телефон он потерял. Когда же немного успокоился, адреналин уступил место боли: боли настолько сильной, что пришлось оторвать от штанов несколько полосок ткани, чтобы соорудить подобие кляпа, который Дон смог бы прихватить зубами. Несмотря на то что последние несколько минут, проведенные им рядом с дольменом, стерлись из памяти, ему казалось жизненно важным слиться с окружающей средой, стать незаметной деталью ландшафта. Он засунул кляп в рот и сжал зубы, и его непроизвольное бормотание слилось с шепотом листьев, капанием воды и тихим уханием совы где-то наверху.

Дон отмахнулся от озверевшего комарья и постарался сосредоточиться. Было так темно, что он не различал своих пальцев, поднесенных к лицу. Фрагмент за фрагментом, словно головоломка, картина постепенно восстанавливалась, и он вспомнил, как смотрел во мрак дольмена, так же, как сейчас вглядывался в черноту ночного леса. Он вспомнил низкий гортанный стон, долетевший из гробницы. Он увидел, как что-то движется там, какая-то тень на фоне тени, стремительно приближаясь и одновременно удаляясь. Какая-то бледная отсыревшая фигура: высокая, но при этом сгорбленная, угловатая, но двигающаяся плавно. Безликое видение с головой, окутанной мраком.

Судя по пропорциям, это не мог быть Хэнк. Если не Хэнк, то кто тогда? Картина снова расплывалась, в памяти зияло слепое пятно, а потом Дон сразу переносился в тот момент, когда он летит через лес и падает.

Каким-то образом все это было ему знакомо. Невыразимый ужас, невозможный дольмен, пропавший компаньон, чувство собственной ничтожности и затерянности в глуши. Он заново переживал какой-то кошмар, который дразнил его, ускользая из памяти.

Ты уже бывал здесь раньше. Здесь или в очень похожем месте. Ты уже видел этого… человека.

Человека, да неужели? Ему не нужна была даже его муза Мишель, чтобы посмеяться над самим собой. Фантомная Мишель приложила к губам палец, покачала головой и растворилась в воздухе.

Послышался крик лисицы. В его укрытие заползал туман, проникал ему в нос и в рот, и его начало трясти от дикого холода. Потом наступил страшный момент, когда захрустели сухие листья, вырвав его из полудремы, и что-то тяжелое ткнулось ему в бок – какой-то зверь с громким жарким дыханием и мокрой шкурой. Дон вскрикнул. Туле заскулил и ткнулся своей квадратной мордой ему под мышку.

– Ох, песик, – пробормотал Дон, обнимая дрожащую собаку, и оба они съежились под покровом первобытной темноты. Порыв ветра пронесся по лесу, и тот затрещал и заскрипел в ответ. Сотни дверей, скрытых в стволах кедров и елей, распахнулись в воображении Дона.

Темнота все сгущалась и сгущалась.

Глава восьмая

Пляска на Мистери Маунтен

(1980)

1

В понедельник утром, после того как они с Мишель дотащились домой после поминального приема в честь Луиса Плимптона, Дон отправился в олимпийский офис «АстраКорп», где на него сразу навалилась работа. Его начальник, заместитель финансового директора компании Уэйн Кайкендаль, рвал и метал, как старый сердитый Везувий, его багровые брыли гневно тряслись. Что-то было не так. Никто не осмеливался спрашивать, а Дон слишком устал, чтобы поинтересоваться.

Он провел день в некоем ступоре, изо всех сил стараясь забыть ужасающе странный уик-энд в поместье Волвертонов, дикий разговор с типами, выдававшими себя за работников спецслужб, не менее чудовищный диалог с мальчишкой Рурков, ужасную музейную экспозицию…

За пару минут до того как он собирался ускользнуть домой, курьер доставил пакет без обратного адреса. Дон подумал, что это затребованные ранее документы по одному из текущих проектов, и распечатал пакет только после ужина. Мишель заперлась в кабинете, с головой уйдя в эту свою проклятую семейную генеалогию, которую она реконструировала, так что Дон окопался в гостиной с грудой бумаг, которую притащил из офиса.

Содержимое анонимного пакета сначала показалось Дону непонятным, но, вглядевшись, он почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились, а в душе поднялся тот же ужас, какой он испытал, когда смотрел на кожу кроманьонца, растянутую под стеклом витрины.

Он налил себе стакан бурбона. Затем еще один. Спал он плохо и видел зловещие и сумбурные сны.