Инквизитор

Зимой началось поветрие, да такое страшное, что половина города и округи слегли разом. А там уже начали умирать первые заболевшие. Зараза переносилась так быстро, что мы не поспевали принимать решения, от которых зависели жизни людей. Вот и вышло, что карантин я объявил слишком поздно. Неделю спустя болели девять человек из десяти.

Сразу когда я почувствовал, как ситуация выходит из-под контроля, то безо всяких промедлений написал письмо в Дарвунд с просьбой прислать лекарей и хлеба, – затем Калавий резко изменился в лице и гневно воскликнул, – знаешь, что мне ответили?! Знаешь?! – инквизитор помотал головой, – что тяжело сейчас везде, на всё воля богов, а потому ничем они нам помочь не могут! Церковь, призванная защищать, просто бросила нас, хотя чёрным по белому в институциях и буллах Отца-понтифика было прописано право людей получить всю требуемую во время поветрий и других природных бедствий помощь, а на церковь возлагалась обязанность прислать подмогу! Что уж говорить, если даже епископ наш ратушу покинул, когда узнал, что началось поветрие, потому и стоит она сейчас никому не нужная. Ты же сам понимаешь, Реммет, что церковь – это не один человек. Лекарей у вас тысячи, да и готовят их много. И я знаю прекрасно, что кровопускание мало что лечит, если вообще хоть что-нибудь, но ради всего святого! Церковь нас оставила, не прислав в итоге никого, инквизитор! Исчезла непонятно куда, и ни ответа тебе, ни привета! И раз уж ты тут, представитель церкви, то скажи, пожалуйста. Где вы бываете, когда к нам приходят реальные колдуны с ведьмами и терроризируют города с деревнями?! Где положенная нам по институциям помощь во время голода, поветрий, войн и прочих бедствий? Отвечу за тебя, ведь вряд ли сможешь ответить… Ничего этого нет! Вас не бывает рядом, когда нужны…

А он был! – бургомистр показал рукой на Йоффу, по щеке которого снова прокатилась пусть скупая мужская слеза, но явственно свидетельствовавшая о том, что Гундланг был крайне польщён такими лестными словами в свой адрес. Калавий продолжал, – когда он пришёл к нам на помощь, в тот самый момент я понял, что, по крайней мере, он-то точно совершенно не злой. В тот день к нему прибежал мальчик, попросивший вылечить его сестру, зная, что он уже излечил нескольких смердов в деревнях. Йоффа сделал это. Тот прибежал в город и воззвал к жителям Ёльма, рассказав, что спасение есть. На следующий день я, еле стоявший к тому времени на ногах от болезни, пригласил его в город, и тогда же он вылечил и меня, и всю мою семью, и никого из нас не сожрало невыносимое пламя Маггота. А после встали на ноги и все в Ёльме, когда я распространил весть о целителе, способном творить чудеса.

Меньше сотни погибло, Реммет. Никогда за все предыдущие поветрия, а я пережил их целых три, не видел подобного чуда. Кстати, возможно, ты удивишься, но до этого я не верил в Трёх богов. Стоило же стать свидетелем чуда, как ко времени окончания поветрия, я поставил свечу около иконы в нашей ратуше, где за всю жизнь… За всю жизнь, инквизитор, я ни разу не побывал!

Так что веришь, или нет, хочешь того, или нет, но Йоффа спас весь город, своими целительскими способностями избавил от всяких болезней, и мы благодарны ему за это! И сколько бы я ни желал увидеть в нём врага, не заметил в этих добрых глазах его до сих пор, ибо даже сейчас, Реммет, Йоффа работает за еду, не требуя ничего взамен.

Прошу тебя, Реммет, от лица всего города и от себя лично. Даже не прошу, – встал на колени прямо в грязь, – я умоляю тебя. Помилуй Йоффу и оставь здесь. Скажи, что он сбежал, а если орден будет интересоваться результатами, то каждый, кто сейчас находится на этой площади, – те тоже встали на колени перед Ремметом, за исключением тех четырёх смердов, – подтвердит, что ты его увёз за город и казнил. Так что никто тебя за это не накажет. Мы умоляем тебя, Реммет… – покорно опустил голову. Следом то же сделали и остальные из числа тех, кто желал защитить Йоффу.

Мягкотелого происходившее в тот момент могло заставить спустить скупую (а может далеко и не самую) слезу, после чего он бы отпустил Йоффу. Жестокий плюнет на всё и отрубит магу голову прямо среди толпы народа в назидание остальным, чтобы неповадно было. Третий трусом не будет, но при виде разгневанной толпы, скорее всего, отступит прочь. Реммет же, не имевший ещё достаточно опыта и цинизма, присущего, как правило, многим его коллегам, обнаружил стойкое желание разобраться в проблеме. Но пусть в голову и начали закрадываться крамольные мысли, присущие только отринувшим, он всё ещё продолжал думать, что в такой ревностной любви людей к Йоффе есть природа колдовства. Рад бы ещё сказать сам себе, что это иллюзия, но защитное кольцо позволяло развеивать любые магические миражи, так что происходящее было самой настоящей, не выдуманной реальностью, и от этого Реммету морально стало ещё тяжелее. Всё-таки, это он защищает людей от зла, а тут, оказывается, натуральный злодей для окружающих это совсем не чародей.