Инквизитор

Несколько дней назад мать привезла меня в интернат, что, как оказалось в дальнейшем, определило всю мою жизнь. Я сразу же заметил, что класс, в который я попал, разделен на какие-то группы, каждая из которых имела своего лидера. Я не спешил примкнуть к какой-либо из них, так же как и они не спешили затащить меня к себе. Мои новые товарищи просто не обращали на меня внимания, и два дня я после уроков и до ужина бродил в одиночестве по Петергофу, где располагался интернат, и по берегу Финского залива.

Я вышел к доске и сразу же «заплыл». Валентина Васильевна, особа очень желчная, отпускала довольно грубые остроты в мой адрес, комментируя мои знания в области арифметики по программе четвертого класса средней школы, что вызывало дружный хохот присутствующих.

Не смеялись только двое, сидевших на первой парте: Костя Сидоренко, которого в классе все называли Котом, и постоянно сопровождавший его Володя Дубков, по прозвищу Пинкертон. Они серьезно и как-то изучающе смотрели на меня и изредка переглядывались.

Получив свои заслуженные два балла, я спокойно отправился на место, не обращая внимания на остроты одноклассников.

На перемене ко мне подошли трое и сразу же начали обсуждать мои недостатки. Краем глаза я видел, что в отдалении за нами наблюдают Кот и Пинкертон.

Троица, явно провоцируя меня на драку, подвергла насмешкам мои умственные способности и даже внешность, но я сохранял спокойствие, стараясь не выпускать из поля зрения Кота и его друга.

Наконец один из троих, Сережка Рощин, не добившись моей реакции словесными методами, щелкнул меня по носу. Щелчок был довольно сильный, и я инстинктивно двинул ему кулаком в челюсть, после чего все трое бросились на меня. Мы покатились по полу и катались до тех пор, пока нас не растащил в разные стороны учитель истории Михаил Петрович, по кличке Михпет.

— Кто первым начал драку? — спросил Михпет грозным голосом.

Я молча пожал плечами и потрогал синяк под глазом.

После обеда я побрел на залив и, присев недалеко от воды, начал бросать в нее мелкие камушки.

Сзади заскрипела галька. Я обернулся и вскочил, готовый к обороне. Передо мной стояли Кот и Пинкертон. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга, затем я повернулся к воде, сел и продолжил кидать камни.

Кот и Пинкертон присели рядом.

— Поговорим? — спросил Кот.

— О чем? — в свою очередь задал вопрос я.

— Хочешь быть с нами? — спросил Пинкертон.

— В каком смысле?

— Стать членом нашего тайного ордена, — ответил Кот.

— Сколько же вас? — заинтересовался я.

— Двое, — спокойно сказал Кот.

— С тобой будет трое, — добавил Пинкертон.

— Что же я должен буду делать? — спросил я немного разочарованно.

— Для начала пройти испытание.

— Какое?

— Увидишь, — сказал Кот, после чего оба члена тайного ордена поднялись и не оборачиваясь пошли по направлению к интернату. Я посмотрел им вслед и поплелся в парк.

За ужином Сидоренко и Дубков не обращали на меня внимания, а после ужина куда-то исчезли. И только перед отбоем, когда, уже расстелив постель, я отправился в умывальную комнату почистить перед сном зубы, ко мне подошел Кот. «После отбоя приходи на стадион». «Зачем?» — опешил я. «Будешь проходить испытание».

Дождавшись когда все «сокамерники» уснули (Кот и Пинкертон спали в другой комнате), я оделся и спустился в вестибюль. Дверь наружу оказалась запертой. Я подошел к окну и обнаружил, что все ручки с оконных рам сняты. Оставалось одно. Я вернулся в спальню, вылез через окно на карниз и сиганул прямо на газон. Земля оказалась довольно мягкой. Прижимаясь к стене, я направился к стадиону, который располагался метрах в ста от здания интерната.

Сентябрь выдался на редкость теплым, хотя с залива и дул прохладный ветерок. Я не одел куртку и шел в одной рубашке, надеясь на то, что испытание не продлится очень долго.

На стадионе никого не было. Видимо, это было испытание не на храбрость, а на дурость. Костыляя себя за то, что так дешево купился, я все же присел на скамейку и вскоре задремал.

Кто-то хлопнул меня по плечу, затем раздался голос Кота: «Пошли».

Мы перелезли через бетонный заборчик, огораживающий территорию интерната, и направились к рощице, которая раскинулась вдоль берега залива.

Опустилась темнота, но мои спутники прекрасно ориентировались на темной местности, и скоро мы вышли к берегу речушки, впадавшей в Финский залив. Речушка была неширокая, но довольно глубокая, и издавала отвратительный запах, поскольку являлась единственной канализационной артерией Петергофа. Не знаю ее настоящего названия, но в интернате ее называли «Говнотечкой». Речка омывала остров, до которого с нашего берега было метра три.

Кот и Пинкертон пошарили в кустах, достали широкую доску и перекинули один ее конец на остров. Первым по доске пошел Кот, следом за ним я. Замыкал шествие Пинкертон.

Первое, что я увидел, ступив на остров, были могильные кресты. Как оказалось, остров был заброшенным еще в конце прошлого века купеческим кладбищем. Утром я обнаружил, что последнее захоронение датировалось 1887 годом.