Инквизитор

«В ЦЕЛОМ ПО РОССИИ КАЖДЫЙ ПЯТЫЙ ВЕРДИКТ ПРИСЯЖНЫХ — ОПРАВДАТЕЛЬНЫЙ. А ПО МНЕНИЮ НЕКОТОРЫХ АДВОКАТОВ, ЧУТЬ ЛИ НЕ КАЖДЫЙ ВТОРОЙ ПРОЦЕСС ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ОПРАВДАНИЕМ ПОДСУДИМЫХ. ПРИ ЭТОМ ИСКАТЬ ЛОГИКУ В ДЕЙСТВИЯХ ПРИСЯЖНЫХ СОВЕРШЕННО БЕСПОЛЕЗНО».

«Megapolis Express», № 1, 1997

Я включил телевизор. «Президентский канал» показывал интервью с премьер-министром нового правительства. Он был единственным известным стране политиком эпохи президента Ельцина. Набрав приличный рейтинг в предвыборной гонке, он за несколько дней до выборов неожиданно снял свою кандидатуру и, объявив о готовности возглавить правительство в случае победы Темной Лошадки, призвал своих сторонников голосовать за кандидата в диктаторы.

— Григорий Александрович, — обратился к нему ведущий. — Вы, что называется, демократ первого призыва. Каким образом Вы оказались в команде диктатора? Что заставило Вас, политика демократической ориентации, примкнуть к диктатуре?

Умное лицо премьера стало насмешливым. Он некоторое время смотрел на ведущего, как учитель на бестолкового ученика, не понимающего десятичной дроби. Стиль и эмоциональное оформление его речи меня всегда немного раздражали. Раздражали и сейчас, но, тем не менее, я признавал, что это первый человек в российском правительстве за последние десять лет, чье лицо носило признак интеллекта.

— Во-первых, я не политик. Я — экономист. То, что я занимался политикой и даже возглавлял политическое движение, было ни чем иным, как актом гражданского отчаяния. К сожалению, путь к руководству экономикой России всегда лежал не через профессионализм, а через политику.

Во-вторых, я ни к кому не примыкал. Я занял государственный пост. Я это подчеркиваю. Государственный, а не политический. Так что, если я и примкнул к кому-либо, так это к государству.

— Но, насколько я помню, Вам предлагались высокие посты и в прежнем, скажем так, демократическом правительстве. Почему же вы отказались примкнуть к государству в период демократии?

— Вопрос с подвохом?

— Ни в коей мере… Я действительно хотел бы разобраться в трансформации Вас из сторонника демократии в сторонника диктатуры.

— Я не сторонник ни демократии, ни диктатуры. Я сторонник экономики и правильного ею управления. Если бы на выборах победили коммунисты, реставрировали коммунистическую диктатуру и предложили мне возглавить правительство, я бы отказался. По той простой причине, что не видел бы никаких перспектив к радикальным изменениям в системе управления. Потому что экономике продолжали бы диктовать свою волю политики, только уже представляющие интересы других финансовых и коммерческих структур. Хотя не исключаю, что и прежних. И, в конечном итоге, интересы конкретных физических лиц, которые не светятся в прессе и на телевидении. В ход продолжали бы идти различные по форме, но одинаковые по содержанию трюки для получения конкретными структурами, а точнее личностями, сверхприбыли, которая по-прежнему перекачивалась бы за рубеж. Всякие квотирования, лицензирования, КНО, налоговые и таможенные льготы, институты уполномоченных банков Минфина и так далее, и так далее. Диапазон достаточно широк. При полном отсутствии какой-либо ответственности этих политиков на должностях вице-премьеров и министров и подвластных им чиновников.

— Почему вы думаете, что теперь это невозможно?

— Сами увидите. Во-первых, о безнаказанности, как вы уже, видимо, догадались, теперь речи быть не может. Но не это главное. Главное, что создана новая система управления, и решения правительства будут направлены исключительно на экономические интересы государства. Это во-вторых.

— Вы имеете в виду, на интересы общества?

— Нет. К сожалению, из-за сложившейся ситуации мы вынуждены на первом этапе разделить интересы государства и общества. Но интересы общества — это второй этап, который наступит автоматически после того, как интересы государства будут удовлетворены.

— Это мы уже слышали от коммунистов в период социализма.