Инквизитор

— Верно. Они провозглашали приоритет интересов государства. Но, увы, интересами государства они считали сохранение созданной ими идеологии. И когда вставала дилемма — идеологический догмат или экономическая целесообразность, они отдавали приоритет первому. Если бы они действительно создавали сильное экономически, а не идеологически государство, то интересы общества удовлетворялись бы автоматически. Это альфа и омега любой экономики. Сильное государство, я имею в виду экономику, а не вооруженные силы, — богатое население. Но я продолжаю о будущем, после экскурса в прошлое. Правительство, которое я возглавил, получило полную свободу действий. Кроме того, мне предоставлено право монопольно решать все кадровые вопросы, касающиеся правительства, и я получил гарантии президента, что в ближайшие два года ни он, ни один из членов его команды не вмешаются ни в один вопрос, находящийся в компетенции правительства. Фактически я — экономический диктатор России. Естественно, на мне лежит вся ответственность.

— К какой же ответственности Вас могут привлечь, если вы провалите экономическую политику?

— Почитайте Временный уголовный кодекс. Там Вы найдете по меньшей мере пять статей, по которым меня можно будет приговорить к расстрелу.

— И Вы согласились на такие условия?

— Я не согласился. Я их выдвинул, а президент их принял.

— Когда Вы говорите «правительство», Вы имеете в виду и силовые структуры?

— За исключением министерства обороны.

— Какова же роль президента и его команды?

— Их роль будет заключаться только в обеспечении работы правительства и выполнения его решений. Самыми жесткими методами. Когда я подал президенту экономическую программу вывода российской экономики из кризиса, он отказался ее читать и сказал: «Я в этом ничего не понимаю. Об эффективности Вашей концепции я буду судить по результатам. Но помните. Мы будем быстро и жестко устранять все препятствия к ее реализации. Как, это уже моя забота. В этом Вы ничего не понимаете. Но Вы ответите за свою программу головой».

— Вас это устраивает?

— Я не вижу другого выхода.

— Вы будете привлекать иностранных советников?

— Безусловно. Но только для анализа ситуации. К выработке решений они допущены не будут.

Премьер посмотрел на часы.

— К сожалению, время, выделенное мною вашему каналу, истекло. Можете задать последний вопрос.

— Скажите, какое министерство станет ключевым в управлении экономикой? Министерство финансов? Министерство экономики?

— Министерство внутренних дел.

В дверь постучали. Вошел Тарасов. Я выключил телевизор и протянул ему руку.

— Привет. Присаживайся.

— Некогда. Тебя ждет Сидоренко.

— Где?

— В городе.

По дороге мы молчали. Я ни о чем его не спрашивал, так как в целом мне была понятна их связь с Котом. Тарасов же молчал, видимо, считая, что я еще не отошел от того состояния, в котором человека не следует беспокоить.

Мы подъехали к Пяти Углам. Машина свернула на Разъезжую и заехала в арку, над которой висел номер дома — 1. У меня защемило сердце. В этом доме до нашей женитьбы жила Нина с родителями. И именно сюда я пришел в семидесятом знакомиться с будущими тестем и тещей. Отец Нины, интеллигент далеко не в первом поколении (в дальнейшем он сыграл большую роль в формировании моих взглядов на историю СССР, из-за которых я чуть не загремел на Колыму), был человеком очень своеобразным, о чем меня предупредила моя невеста. Было необходимо понравиться ему с первого захода. В противном случае, утверждала Нина, отношения будет строить очень сложно.

Я решил прийти на первую встречу с подарком. Причем подарок, по моему мнению (сыграла роль совковая психология), должен был представлять какой-нибудь дефицит. Я позвонил своему приятелю, который работал продавцом в «Пассаже», и потребовал в течение дня достать мне дефицит. «Какой?» — спросил приятель. «Любой, но к вечеру», — ответил я.

За тридцать минут до конца рабочего дня мне позвонила Нина и предупредила, что задерживается, но чтобы я ехал к ней домой, так как родители предупреждены и ждут. Следом раздался звонок приятеля, оповестивший меня о том, что я мог приехать за дефицитом. Я помчался в «Пассаж», который оправдал свое название. Дефицитом оказалась связка пипифакса, именуемого в Советском Союзе «сральной бумагой». Победное лицо моего приятеля, гордого выполнением поручения точно и в срок, что поднимало его социальную значимость в его собственных глазах, удержало меня от облечения моих эмоций в словесную форму. Накинув на плечо связку, я поехал на Разъезжую. Настроение повысили несколько теток интеллигентной наружности, которые подходили ко мне в метро и на улице с вопросом: «Где вы это купили?»

Мать Нины, сдерживая улыбку, провела меня в кабинет мужа, где последний сидел в вольтеровском кресле прошлого века, уткнувшись носом в какие-то бумаги.

«Витя, это жених Ниночки. И с подарком», — представила она меня главе семейства. Тот посмотрел поверх очков сначала на меня, потом на пипифакс и торжественно произнес: «Молодой человек, если бы вы принесли мне ящик коньяка, я бы сказал — упиться можно!» Очень скоро мы стали друзьями.