Инквизиция и инквизиторы во Франции

Современники вспоминали Лойолу как человека, который горел религиозным пылом, а в своих проповедях был искренен до фанатизма. Вскоре после возвращения со Святой земли в Испанию эти проповеди стали причиной разбирательства в местной инквизиции, куда на Лойолу поступил донос. «В апреле 1527 года инквизиция даже посадила Игнатия в тюрьму, намереваясь возбудить против него формальный процесс по обвинению в ереси. Следствие заинтересовалось не только странными явлениями, которые имели место среди благочестивых последовательниц Лойолы, но и своеобразными утверждениями обвиняемого о чудодейственной силе, которую сообщает ему его целомудрие, и его странными теориями о различии между смертными и искупимыми грехами, которые, кстати, обнаруживают поразительное сходство с известными определениями иезуитских моралистов позднейшей эпохи» (Г. Бёмер. «История ордена иезуитов»). Ему вынесли приговор, запрещающий проповедовать под страхом отлучения от церкви; затем, правда, церковный суд полностью его реабилитировал. Но проведший 42 дня в заключении Лойола решил более не оставаться в Испании и отправился в Париж, где, как считается, и основал в 1534 году орден иезуитов.

Изначально это было обычное студенческое общество, в которое входили семеро друзей-единомышленников, давших обеты нестяжания, целомудрия и миссионерства в Святой земле. В случае невозможности выполнения последнего обета до наступления 1538 года было решено отправиться в Рим и предоставить себя в распоряжение Святого престола.

Что удивительно, в Париже на неистового проповедника снова донесли — сначала высшим чинам Парижского университета, где он приступил к обучению, а затем и инквизиции — уже французской. Последовала новая серия допросов, однако и на этот раз Лойола вышел сухим из воды.

Тем временем из-за войны Венеции с Турцией путь в Палестину оказался перекрыт, и не сумевшие добраться до Святой земли Лойола со товарищи, выполняя обет, явились в Рим. Здесь в 1539 году Игнатий добился аудиенции у папы Павла III и представил ему проект устава Общества Иисуса, где в дополнение к трем стандартным обетам послушания, целомудрия и нестяжания был добавлен четвертый: обет непосредственного послушания самому папе. Это не могло не понравиться понтифику, и 27 сентября 1540 года устав нового ордена был утвержден папской буллой «Regimini militantis ecclesiae».

«Лойола вопрошал: «Лютер требует реформы церкви?» И ответствовал: «Отлично, мы ему противопоставим нашу контрреформу. Враги истинной веры противопоставляют науку церкви? Хорошо, церковники в ответ сами станут заниматься наукой, которая как была, так и останется служанкой богословия. Слуги дьявола хотят просвещения? Прекрасно, иезуиты откроют школы и университеты, которые будут служить церкви. Наши противники просят книг? Превосходно, они их получат, но это будут книги, в которых будет низвергаться ересь и прочая крамола» (И. Р. Григулевич).

Именно по совету Лойолы Павел III решил учредить в 1542 году папскую инквизицию, которая получила право проводить следствие и над церковными чинами, и над еретиками, и над простыми верующими. При этом сам основатель ордена иезуитов тоже не собирался стоять в стороне и молча смотреть, как Реформация охватывает католический мир. По большому счету, иезуиты на пару со священной конгрегацией римской и вселенской инквизиции стали основными орудиями папского престола, с помощью которого понтифики боролись с ересями.

На волнах Реформации — в натурфилософию

Как водится, в периоды, когда религия приносит людским душам боль и страдание, а верить во что-то хочется и надо, ум побуждает своих носителей обратиться или к мистике, или к науке. XVI век характеризуется тем, что разочарованные правящей католической верхушкой и погрузившиеся с головой в болезненный поиск веры люди обратились к натурфилософии.

Безусловно, свою роль здесь сыграли и инквизиционное преследование Галилео Галилея и чуть позже (в начале XVII века) осуждение труда Николая Коперника «Об обращении небесных тел». Едва ли не все, что осуждалось церковными иерархами, вызывало бурный интерес у населения христианского мира. Воистину черный пиар был лучшим пиаром во все времена!

Натурфилософия ставила «мудрость выше знания и науки, а чувство гуманности, дух прощения, сострадание любви, добродетели, имеющие своим источником мудрость, — выше веры, предписанной церковью с ее окостеневшим в бездушном формализме учением. Таким образом, свою жизненную задачу натурфилософы видели в том, чтобы обратить на пользу воспитания человека всю совокупность человеческого знания, «всемудрость», чтобы вести род человеческий культом всеобщего просвещения к высшей ступени развития, к той безмятежности духа, которая возвышается над всеми заботами будничной жизни» (Г. Шустер).

При этом труды натурфилософов были пронизаны глубокой религиозностью, что автоматически делало их опасными с точки зрения церковной верхушки, — особенно если учесть растущую популярность книгопечатания.