Инквизиция: царство страха

Способ, с помощью которого воздействовали на каждый аспект жизни в Мексике, был кратко обобщен всего через несколько лет после аутодафе 1596 г., на котором погибли Луис-младший, а также его сестры Изабелла и Лианор. В 1604 г. против Антонии Мачадо, внучки человека, «освобожденного» инквизицией, возбудили дело за то, что она носила шелковые одежды с золотой каймой[948]. Это было запрещено всем, кто имел кровную родственную связь с осужденным еретиком (см. ниже).

Можно лишь представить вполне оправданный скандал, возникший на выбеленных улицах Мехико, за чистотой которых следили африканские рабы и те ацтеки, которым посчастливилось выжить в эпидемиях. Шок оказался связанным не с геноцидом, в результате которого за столетие до того погибло до 95 процентов туземного населения[949]

. Его причиной не стали ни искалеченные лица тех индейцев, которые выжили, перенеся заболевание, ни тяжелая работа на рудниках, ни рабство горняков. Нет, отвращение и оскорбление почувствовал каждый, шокированный поведением этой девицы из потомков «освобожденного» инквизицией, которая имела наглость появиться в шелках!

Трудно сохранить чувство меры. Сосредоточив внимание на одной или двух незначительных аномалиях, можно легко пройти мимо более крупных аномалий и пороков. Инквизиция, определяя норму (как всегда, с помощью религиозных терминов), внимательно следила за тем, чтобы неустанно преследовать в судебном порядке всех, кто допускал отклонения. Однако для определения нормы и соответствия стандарту все чаще использовали расистские термины. А значит, и потомки всех, кто допустил отклонения, тоже должны быть наказаны.

Это двойное отделение особых групп было несовместимым идеологически. Так вскрывались противоречия в иберийской психологии между консервативной средневековой точкой зрения, сосредоточенной на религиозных отклонениях, и точкой зрения рождающегося современного мира. А этот мир рассматривал различия с расистских позиций.

Как мы уже видели, инквизиция смогла охватить обе позиции. Чрезвычайно высокая способность гонителей к приспособлению предполагала, что это учреждение сможет менять лошадей с ловкостью чемпиона-жокея, обладающего инстинктом убийцы, которому предложили призовой заезд.

Но озабоченность ортодоксальностью может процветать только в том случае, если можно показать, что какие-то группы проявляют инакомыслие. Поэтому на рубеже XVI и XVII вв. навязчивая идея чистоты усилилась. Тщательно пережевывался каждый аспект повседневной жизни в поисках того, что можно считать ненормальным…

Между тем, пока на конкретных мексиканских примерах подробно рассматривалась повседневная жизнь, этим же занималась инквизиция и в Португалии, и Испании. Но в заморских колониях трибуналы навязывали ортодоксальность иного типа, внушая более широкие европейские идеалы.

Для португальской инквизиции в Гоа и в Африке отказа от ношения одежды в португальском стиле становилось достаточно для преследования людей. В 1585 г. генеральный совет трибуналов в Португалии приказал инквизиторам в Гоа «возбуждать дела против христиан, которые жили на земле неверных и одевались по образцу неверных, словно они стали вероотступниками и отреклись от святой веры, даже если не имеется доказательств, что они совершают обряды и церемонии неверных». Доказательство вероотступничества было основано на том, что они «переходили на их одежду, отличающуюся от христианской»[950]

.

В 1619 г. Мануэла да Силву бросили в тюрьму города Кашеу (на территории современной Гвинеи-Бисау) в соответствии с законами инквизиции. Единственная улика против да Силвы, родившегося в Малакке, заключалась в том, что хотя он и заявлял, что является христианином, его видели в необычном наряде в городе Бугуэндо и в соседнем Бичаншоре (совр. Зигиншор в районе Казаманс на юге Сенегала). Он был одет «как местный чернокожий», в бубу (халат). В носу он носил кольца. Затем его отправили из Кашеу в тюрьму Рибейра-Гранди на островах Кабо-Верде, где когда-то жил будущий губернатор Нового Леона Луиш Карвайал. Потом нарушителя депортировали в Анголу[951]. (В 1562 г. именно в Бугуэндо Местре Диогу разыграл провокационный фарс, направленный против Франсишку Жоржи, дяди Луиша де Карвайала; см. главу 8).

Понятно, что подобные обвинения могли появиться только в том случае, если членов общества подстрекали следить за «аномалиями» даже в таких далеких местах от Португалии, как Гоа и Гвинея-Бисау. Пока португальские власти значительно слабели в Эстадо-да-Индиа в конце XVII века (так как Португалия вела долгую войну за независимость с Испанией в период с 1640 по 1668 гг.)[952], власть инквизиции по-прежнему сохраняла свое влияние.