Инквизиция: царство страха

«Среди прочего, что принесли и положили на стол гости, было тушеное мясо с кровяной колбасой, приготовленной из свинины. Один из братьев конверсо Педро де Онофре де Кортеса (свидетель точно не помнит, какой именно) захотел попробовать это. Но другой Кортес сказал ему: „Это кровяная колбаса, свинина!“

Никто из них даже не прикоснулся к тушеному мясу. Они предпочли рыбу и фрукты, которые тоже были на столе. Затем упомянутый Антонио де Пигдорфила спросил их: „Почему вы не едите это?“

Он настаивал, чтобы проклятые евреи съели блюдо. Но ему сказали, что могут заболеть из-за этого.

И остальные присутствующие рассмеялись и сказали друг другу: „Смотрите-ка! Евреи отказываются есть тушеное мясо!“»[995]

Следовательно, здесь прослеживается социальная динамика, когда «щедрые» гости приносят еду в дом, где живут конверсос, которые, если они соблюдают некоторые положения еврейского закона, не смогут есть.

Такая «щедрость» становилась вызовом и завуалированной угрозой. Она распространялась на кулинарные традиции как на средство проверки людьми, бдительно следящими за ортодоксальностью и получающими власть над теми, кого считали подозрительными. Поскольку ислам и иудаизм запрещали употребление свинины, угощение ею конверсо или мориска было прекрасным способом унизить человека, претендуя одновременно на соблюдение правил христианского милосердия.

Отказ людей есть свинину постоянно присутствует в делах конверсос и морисков, заведенных инквизицией. Он свидетельствует о том, насколько идеология инквизиторов нарушала самую базовую потребность человека — питание.

Характер кулинарной бдительности для конверсос и морисков был разным. Для конверсос вопрос, связанный с употреблением в пищу свинины, оказывался критическим. Как отмечал в 1573 г. итальянский путешественник Леонардо Донато, «за ними следили во время работы и за каждым проявлением жизни с огромным вниманием. И даже если они уклонялись от исполнения самого незначительного христианского обряда, их начинали подозревать в ереси и наказывали»[996].

Для морисков наступал дополнительный опасный период во время Рамадана, когда малейший намек на то, что они ничего не ели в течение дня, мог привести к обвинению. Это еще один пример взаимодействия фальшивой щедрости и идеологии инквизиции. В 1578 г. мориска в районе Валенсии обвинили в отказе есть или пить в течение всего дня во время поста в месяц Рамадан, когда он работал со «старыми христианами» в доме. И это — несмотря на то, что они «приглашали его поесть и имели легкие закуски»[997].

В том же году «старый христианин» донес на четырех морисков, которые приходили и работали у него на земле во время Рамадана в 1577 г. Они не ели и не пили в течение всего дня[998]

.

Очевидно, чтобы выдвинуть подобные обвинения, необходимо постоянно наблюдать за подозреваемыми, часто задавая (как бы вскользь) вопросы, будут или нет они есть и пить. Можно представить, с каким удовольствием и напряжением следили за «отступниками» свидетели.

Есть основания подозревать, что многие могли получать больше удовлетворения от оправданного подстрекательства, чем от обвинения подозреваемого.

Ясно, что такая чрезмерная бдительность возникла в истории инквизиции очень рано. Когда конверсо Мария де Касала, позднее обвиненная в том, что она принадлежала к религиозной секте алюмбрадос, пришла на литургию в кастильском городе Гвадалахара в 1525 г., Диего Каррило видел, как она опустила глаза, когда подняли Святые Дары. Затем женщина отвернулась, глядя на дверь церкви[999].

Обвинения подобного рода были наиболее распространенными. Трудно одновременно не почувствовать удивление и отвращение к лицемерию людей, предающих других за то, что те не наблюдали за обрядом с достаточным вниманием. Ведь и сами свидетели больше интересовались подглядыванием за потенциальными еретиками, а не проявлением почтительности к Телу Христову!