— То есть… Оля, что именно ты подразумеваешь под словом «дурак»? — спрашивает Андрюха. На фоне его голоса слышны всхлипы. Маша…
— Крыша съехала. — В голосе Ольги раздражение. — Так тебе понятнее, Андрюша?
— В жизнь не поверю! — вмешивается Ефименко. — Крыша на ровном месте не едет. Что-то другое тут… Никита, ты меня слышишь?
— Круто, дядь! Ты знаешь моё имя. А вот я не знаю тебя. Как звать-то? И чего надо тебе от меня?
Вот же проблема… Это мой собственный голос!
— Голова с телом не дружит. — Голос рычащий. Или Угрх сказал, или Ущхам. Не видя медведей, сложно различить. Кажется, что всё-таки Ущхам сказал. Его манера немного растягивать слова. Блин, да чего это я? Мохнатый сказал, что голова с телом не дружит. Это моя голова, что ли, с телом не дружит?
— А подробнее ты можешь объяснить, что происходит с Никитой? — это попросил Лейн. И он тут уже. Много времени прошло, раз все из убежища вернуться успели. Вот я тупой! Маша ведь тоже в убежище была. Если она здесь, то и остальные тоже.
— Подробно не смогу, потому что не знаю, — ответил Ущхам. — Ермаков ценный человек. Вернее, ценны знания, которые хранятся в его родовой памяти. Будь у нас возможность получить эти знания без погружения сознания Никиты в родовую память, мы бы их получили. Но способ только один и он был запущен. Сейчас происходит то, чего мы боялись — сознание Ермакова дробится. Тело и разум теперь порознь. Разум, возможно, ещё здесь. Есть вероятность, что он нас даже слышит и видит, но сообщить об этом не может. А есть другая вероятность и причина произошедшего. Никита…
— Но он отвечает на вопросы! — перебил медведя Бодров. — Как ты это объяснишь?
Злобное рычание. Ущхам дал понять, что ему не нравится, когда перебивают. Но всё же ответил:
— Тело на рефлексах. Женщина правильно сказала — дурак. По сути, Ермаков сейчас просто кусок мяса, обладающий незначительным количеством памяти и умений. Если ходить умеет, то хорошо. На счёт испражняться самостоятельно — не обещаю. Вряд ли сможет…
— Эй, Ущхам, ты куда? — крикнул Боков.
Увы, но ответа я не услышал. Звук отключился. Хорошо, что способность думать не потерялась. Вывод, прочем, не утешающий. Полная задница…
Прошло… Сколько времени, сука, прошло? Нет никаких чувств, чтобы хоть как-то ориентироваться. Невозможно понять то, чего нет. Есть только способность думать, зависшая в абсолютной пустоте. И у этой пустоты даже цвета нет. Полное отсутствие чего-либо и кого-либо. Хотя, я и ошибаться могу.
— Эй, второе я, ты тут? Отзовись! — попросил я. Нет, даже не попросил — взмолился! — Если ты не появишься, то есть риск сумасшествия. Помоги, а? Ты ведь знаешь, как выпутаться из этого дерьма. Уверен в этом!
«Вспомни про компот» — ненавязчиво подсказала пустота. Или сознание подсказало, хрен разберёшь. А может и второе я подсказало. Три слова просто возникли в мыслях. Одно из них — «компот». Какой, к чёрту, компот?
Компот… Нет, за это точно надо цепляться. Что-то такое было с компотом. Я пил его, когда пришёл Боков и начал рассказывать про зверства африканца Бомани. Ещё был суп, но он не важен. А вот компот важен… Что-то на мгновение насторожило меня в компоте. Суп был самый обычный. А вот компот с привкусом. Травяным, сука, привкусом! Не должно его было быть в компоте. Мы вчера точно такой же пили, из каких-то местных фруктов. И был он без привкуса. Просто кисло-сладкий. Чем-то на сливовый похож. Меня что, отравили?
Нет и снова нет. Не отравили, тупое я ничто. Меня в память погрузили. И можно быть уверенным — это сделали не медведи. Какая тварь насыпала мне «волшебной» травушки в компот? Нет, сейчас эту тварь точно не отыскать. Сейчас надо пытаться всеми силами выбраться из этого дерьма. А так как выбраться не получается, то можно просто подумать и вспомнить всё от самого начала. Пособирать пазл, а там, глядишь, какие-нибудь фрагментики новые проявятся. Такие, на которые изначально внимания не обратил.
— И не обратишь, потому что тупой! Но то пол беды. Ещё и память у тебя ни к чёрту. Блин, а ведь о себе говорю. Даже как-то обидно. Жаль, что против правды не попрёшь…
— Ну наконец-то! — я облегчённо выдохнул. — Явился, не запылился! Побыстрее не мог?
— Да вот думал ещё обождать, да потом понял: столь тупые мысли слушать, да от стыда гореть к самому себе — таких моральных потрясений лучше избежать. Будь бы здесь мой отец, то он бы сказал что-нибудь умное.
— Моё второе я слишком самовлюблённо. — Я сделал попытку уйти в пучину воспоминаний предков, но ничего не изменилось. Пустота не отступает. Огорчённо спросил: — И что бы сказал мой отец? Ты, как спокойно блуждающий по воспоминаниям моих предков, наверняка поболее знаешь. Говори давай.
— Твой отец бы сказал: я твой отец! — моё второе я захохотало. Режущий пустоту смех раздражает.
— Остроумие не твоё. Скорее всего мой отец бы сказал так: тупой сын — позор семье. Но он бы так не сказал, потому что сын у него не такой уж тупой. А вот дед, Михаил Росс, мог так сказать обо мне. И сказал бы, уверен в этом.