Иноходец

— А что у тебя с лицом, парень? — дежурный перешёл на «ты».

— Петардой баловался.

Полицейский покачал головой. У него самого, наверное, были сыновья, такие же оторвы.

— За то, что из–за соплюшки на дорогу выскочил, спасибо тебе, парень. К нам не хочешь?

— В армию пойду, — ответил заученно Саша.

— После армии, конечно. Подумай, нам такие орлы нужны… Где костяшки–то набил? — дежурный показал глазами на Сашины руки.

Тот спрятал их за спину:

— Артрит.

Сержант загоготал, откинувшись на стуле.

Майор тоже улыбнулся.

— Ну, ты комик! Артрит у него, видишь ли. Ладно, иди, и больше не попадайся, — велел дежурный.

Уже на выходе из отделения Саша услышал, как пробасил что–то сержант и майор ответил ему раздражённо:

— Да не будут они писать заявление. Подонкам этим, что детей травят, я бы сам ноги повыдёргивал. Говорят, вот–вот закон выйдет…

Созвонившись с Борзым и назначив общий сбор, Саша направился домой, перекусить.

* * *

Гроб с телом Ивана Енохова поставили на сработанных его же руками табуретах во дворе. Попрощаться с усопшим пришли многие: родные, сослуживцы, соседи — не протолкнёшься. Всю неделю лил дождь, а тут разъяснило. В солнечных лучах серебрился седой ёжик деда, и пылала медь духового оркестра Городского совета ветеранов Великой Отечественной войны. Играли «День Победы».

Саша осиротел. Бабушка уже года три как не поднималась с постели, плохо соображала и почти не разговаривала с домашними. Мама крутилась как белка в колесе: вставала чуть свет, убиралась, кормила бабулю с ложечки и — галопом в свою библиотеку. Вечером — то же, только в обратном порядке.

Бабуля умерла в ноябре.

Всю зиму мама не выходила из дома. Она не взяла больничный лист, не оформила отпуск и не пошла за трудовой книжкой, когда её уволили, как самовольно оставившую работу. Мама не плакала — сидела у окна на жёстком стуле с прямой спиной, руки на коленях, и смотрела сухими глазами на заснеженный двор до глубокой ночи, хотя смеркалось рано и рассмотреть что–либо за окном не представлялось возможным. Когда Саша звал маму обедать, та безропотно вставала со своего стула, машинально мыла под его присмотром руки, садилась за стол и тут же поворачивалась к окну; предлагал лечь спать — ложилась; утром будил — открывала ясные глаза, будто и не смыкала их всю ночь. К весне мама пришла в себя, восстановилась в библиотеке (кого они ещё найдут на эти копейки), постепенно втянулась в работу, а потом вдруг ожила, тихонько засветилась изнутри, и даже, как показалось Саше, сделалась моложе. То всё сидела молча у окна, а тут начала за собой следить, сделала причёску, и, более того, стала допоздна задерживаться на работе. То у неё семинар — в наше время смешно даже подумать — по поэзии Серебряного века, то читательская конференция. Саша сначала обрадовался, всё лучше, чем киснуть взаперти, однако вскоре стал волноваться: смотрит она на него, смотрит, будто никогда не видела прежде, а то подойдёт незаметно и по голове погладит. Он первое время вздрагивал.

Предчувствия Сашу не обманули — мама привела домой дядьку, здоровущего, лысого и с квадратной челюстью.

— Знакомься, Сашенька, — сказала она, — это Кирилл Петрович.

А тот занял половину прихожей, не обойти его, не объехать, и протягивает руку. Саша такой ручищи и не видал никогда, как его нога. Плешь Кирилла под лампочкой блестит, в глазах — смешинки.

Весело ему, видите ли.

Сначала Саша взбрыкнул. Он то по–детски хамил, то огрызался по пустякам; а потом, на трезвую голову поразмыслив, решил: пусть живут. Квартира у них большая, места всем хватит, мама ещё не старая. Сколько уже лет прошло, как папаша сбежал.

Он, Кирилл, в общем, неплохой мужик оказался. Даже доверенность пасынку на свой «УАЗ Патриот» подписал. Саша ещё зимой сдал на права — будущий офицер должен уметь водить машину. Нормально зажили, чего там говорить. Посмотришь, у соседей отцы — один пьёт по–чёрному, другой жадный, снега белого зимой не выпросишь, третий командует… И тем не менее дома Саша стал чувствовать себя лишним.

Он занимался как проклятый, мечтая поступить в ВУНЦ ВМФ (Военно–морскую академию имени адмирала флота Н. Г. Кузнецова).

Дед рассказывал, что фрицы флотских боялись как огня и звали не иначе, как «чёрной смертью».

Ещё в марте Саша сдал в приёмную комиссию документы.

В середине июля надо было пройти медкомиссию, собеседование и экзамен по физической подготовке. Но это всё формальности. Саша занимался спортом, был здоров как бык, и считал поступление в академию делом решённым. Он верил, что целеустремлённый человек всегда своего добьётся.

* * *

Мама всплеснула руками:

— Сашуля, сынок, я уж и не знаю, что думать. Как с утра ушёл… Звоню — телефон отключен.

— Да ладно, мама, что ты в самом деле. Школу закончил, могу я немного дурака повалять?

— Позвонить–то можно было.

— Батарейка села.

— К врачу так и не сходил, вон какой бледный, — покачала головой мама. — Есть хочешь, наверное. Мой руки — и за стол.

Болела голова. Саша сунул её под ледяную струю и держал, пока по телу не забегали мурашки. Сразу полегчало. Но теперь замутило от голода.