Иностранец в Смутное время

«Но одновременно, — сказал Боровик, — мы обязаны объявить нашим читателям, информировать их, что среди наших рабочих лидеров есть Гитлеры. Да-да, не Лехи Валенсы, но, к сожалению, просто-таки Гитлеры…»

«Наша журналистская совесть толкает нас на это. Нужно печатать, пусть и в ущерб нам, но публика должна быть информирована», — поддержал Боровика журналист Щеголев, тот самый молодой парень, любимец публики, его Индиана увидел в первый свой вечер на Родине, в клубе «Измайлово».

«Соленов против публикации этих материалов сейчас. И я против. Но мы не против того, чтобы опубликовать их чуть позже. Давайте повременим. Мне самому эти материалы по сердцу. Они мне кажутся важными и интересными…»

Дым постепенно затянул комнату. «Товарищи, поменьше бы курили…» — Яков Михайлович поморщился. Щеголев встал и вышел. Следуя его шагам, прозвенела в шкафу посуда сына министра. «Индиана Иванович, многие из вас с ним уже познакомились, предлагает нам сотрудничество с французской сатирической газетой, в редколлегии которой он состоит». Присутствующие посмотрели на Индиану. Благосклонно, ибо знали, что его пригласил в Москву Соленов, Босс, Пахан, даватель работы. «Я считаю, что мы должны это сделать», — продолжал Яков Михайлович. — «Нам нужно выходить на международную арену. Что мы уже и начали делать. Как вы знаете, весной к нам приедут несколько журналистов из французского журнала ВСД…»

Индиане задали несколько вопросов.

«А я только что побывал в вашем родном городе, Индиана Иванович», — сказал Боровик.

«В Харькове?»

«Нет, там где вы родились, в Дзержинске… Ну и городок, доложу вам. Драки на каждом углу. Мрачно, аж жуть…»

«Вы первый человек, встреченный мною в жизни, который побывал в городе, где я родился. Обыкновенно все путают его с Днепро-Дзержинском».

«Москва, и та кажется мрачной, в вашем же родном городке просто-таки безысходная обстановка. И люди очень злобные. — Боровик выглядел довольным. Может быть, он заранее верил, что город-колыбель Индианы обязан быть драчливым и злобным, составил себе заранее образ и теперь, угадав, был рад. — Но они вас там знают, Индиана Иванович. Я ездил туда по приглашению местного университета… Так студенты сказали мне: «Наш город молодой, послевоенный. Он только тем и знаменит, что назван в честь железного рыцаря революции Феликса Дзержинского, да еще у нас родился Индиана…»

«Га-га-га», — весело поддержали присутствующие информацию Боровика. Хотя чему же было веселиться? Обнаружился еще один жестокий пункт на территории страны.

Индиана пробрался к столу Яков Михайловича. «Мне нужно, к сожалению, уходить. Я не предполагал, что заседание так затянется. Приятель мой совсем завял на кухне. Так что вы мне скажите то, что собирались сказать, хорошо?»

«Прошу прощения, — Яков Михайлович снял свои затемненные очки и протер ладонью глаза и лоб. — Наши люди еще плохо организованы. Мы еще живем в героическом периоде нашей истории. Идемте присядем». Они ушли в комнату, служившую, без сомнения, сыну Щелокова спальней. Чего-то ожидавшие, сидя на тахте, покрытой желтым, цвета цыплячьего пуха покрывалом, двое мужчин, прежде сидевшие на кухне, вскочили и вышли в коридор. «Я хотел вам повторить, помните, обещание Соленова, что мы введем вас, Токарева и Викторию в редколлегию и положим вам всем жалованье. Скажем, двести рублей ежемесячно, это помимо того, что мы будем платить вам, Индиана Иванович, за публикации. Чтобы у вас тут всегда были деньги… Если вдруг вы захотите приехать…»

«Когда-то мне стоило геркулесовых трудов заработать в Москве 60 рублей, а теперь вот за отсутствие предлагаете платить двести рублей в месяц, — Индиана заулыбался. — Но я не против, принимаю предложение».

«А второе, мы решили с Соленовым напечатать вашу книгу. Вначале одну, а там поглядим. Мы пока еще не решили, с какой начать. Может, с рассказов, может, даже «Автопортрет» ваш тиснем».

«Было бы здорово», — осторожно заметил Индиана.

«Напечатаем, напечатаем, — сказал Яков Михайлович. — Может быть, в следующем же году… И последний пункт, неофициальный. Я хотел бы, чтобы вы посетили мое семейство. Ведь вы уже совсем скоро уезжаете, а мы так и не собрались. Что вы завтра вечером делаете?»

Полотна мертвых друзей

По одному Господу Богу известной причине снег таял. С крыш лила вода, и в самых опасных местах на крышах возились люди, сбивали лед. Громадные сталактиты падали, сотрясая тротуар. «Если вы соберетесь к нам до двух часов дня, то сможете пообедать с нами. Нас всякий день, всю редакцию, возят обедать на автобусе, — сказала ему по телефону утром заведующая отделом прозы. — И ваш друг тоже может, почему нет».