Иностранные связи

— Ну, романов и всего такого прочего. Не то чтобы много, — поправилась Ру, увидев, что Фред изменился в лице, — но наверняка достаточно. Будет что вспомнить в жизни. В этом доме без них нельзя — умрешь от скуки.

— Что ты, мама не такая! — возразил Фред, но тут же, впервые в жизни, представил мать в роли неверной жены — и понял, что для этой роли она прекрасно подходит. А память сама подсказывала ему возможных любовников. К примеру, приезжий профессор-историк, с которым мама всегда танцевала на вечеринках, а отец мрачно острил на его счет. А еще тот старик, который заведовал конюшней, — в семье даже шутка ходила о том, что он влюблен в маму. Вспомнился и такой случай (Фред тогда был совсем маленький; сколько же ему было — четыре? пять?): у них в столовой сидит какой-то дядя, чинит тостер, и Фредди на него злится, а мама, в красном свитере, стоит слишком близко к незнакомому дяде, и Фредди злится на маму… Что же это такое было? Нет, ничего особенного. Его родители очень счастливы вместе. — Если бы она захотела, то могла бы, но…

— Ладно, ладно. Считай, что я ничего не говорила. Она твоя мать, и для тебя она чиста, как статуя Девы Марии у вас в церкви. Может быть, она такая и есть — откуда мне знать?

— А у тебя полно предрассудков, — сказал Фред, обнимая Ру. — Нет у нас в церкви никаких статуй Девы Марии — сплошной абстракционизм, все на современный лад. Надевай пальто, пойдем покажу.

Хотя со дня их знакомства прошло уже три месяца, Фред был по-прежнему опьянен Ру — и не только ее телом. Ру была для него как зелье, расширявшее границы сознания; рядом с ней он обостренно воспринимал окружающий мир, все казалось непонятным, чуждым и в то же время странно знакомым. Волшебство началось с фотографий Ру, но дело было не только в них. Сначала в присутствии Ру, а потом и когда ее не было рядом, Фред начал замечать, что рабочие на ферме, изможденные и морщинистые, похожи на готические деревянные скульптуры, а танцоры на дискотеке будто сошли с картин Фрэнсиса Бэкона: бледные, с искаженными криком лицами, в неестественных позах. Ему стало казаться, что ворота университета — это застывший железный цветок, а университетское начальство — точь-в-точь куры и индюки на птичьем дворе. Более того, Фред знал, что это не просто игра воображения, что теперь он видит жизнь как она есть — такой, как Ру: нагой, прекрасной, полной смысла.

Вскоре Фреда перестало волновать, что слова и фотографии Ру выводят из себя его родных и близких. Он даже втайне радовался этому, как подметила однажды Ру:

— Вот что. Похоже, ты меня используешь — я говорю за тебя дерзости, которые ты не решаешься сказать из вежливости. Как тот чревовещатель из передачи, которую я смотрела в детстве. На руке у него сидела большая дурацкая игрушка — желтый мохнатый лупоглазый медведь с широченной оранжевой пастью. Медведь отпускал шуточки и про всех говорил гадости, а чревовещатель удивлялся, делал вид, что он тут ни при чем: «Ах, какой ужас! Ничего не могу с ним поделать, он совсем от рук отбился!» Ты только не думай, я не против. Все хорошо.

— Тем более что это взаимно, — ответил Фред. — Ты тоже используешь меня, чтобы говорить слишком «правильные» вещи, которые тебе вслух сказать стыдно. На прошлой неделе заставила меня сказать твоей маме, что мы решили пожениться, — и пусть, мол, думает, что я обыватель.

Мать Ру на это сказала: «Правда? Ну и дела! А я-то считала, нынешняя молодежь так рано не женится, разве что… Ах, вот как! У вас будет ребенок?.. Нет? Ну тогда я ничего не понимаю, но раз уж хотите — так и быть, я не против». (Что и говорить, единственный раз, когда Фред и Ру из-за бурана остались после вечеринки ночевать у матери и отчима Ру, их уложили спать в одной комнате.)

Вообще-то пожениться предложил Фред, чтобы ему проще было общаться со студентами, а Ру — с его коллегами («Это… м-м… подруга Фреда»), Однако Фред еще и хотел доказать, что относится к Ру серьезно, что она для него не просто «девица, с которой можно неплохо поразвлечься», как предположил один из его двоюродных братьев. А Ру, думал Фред, хотела за него замуж потому, что, несмотря на радикальные взгляды, броские наряды и грубоватые замашки, в душе была нежной и ранимой.