Инсбрукская волчица

Глава 18. Снова в Грац

Уже близко декабрь 1908. Скоро и суд. И опять я, сидя в четырёх стенах, вспоминаю эту картину: учительская и мы, четверо «подсудимых». Почему это так врезалось мне в память? Что тогда перевернулось во мне?

«Оправдана. Полностью оправдана!» – думала я, покидая гимназию после уроков. Я чуть ли не летела домой, я рассчитывала, что родители, наконец, поверят, что я – не воровка. Но какое убитое выражение лица было у Сары! Она была морально раздавлена и опустошена.

– Пронесло… – повторяла она, как в бреду.

«Говорит, а у самой ещё зубы-то во рту стучат», – с иронией думала я. В этот раз я прилежно сделала все уроки, даже помогла кухарке, за что получила похвалу. День просто отличный, ничто его не может испортить. Я надеюсь, родители больше не считают меня чудовищем.

Но того, что случилось вечером, я не ожидала никак. Мама сразу обратила внимание на то, какая я весёлая стала.

– Мам, – позвала я. – Ты ведь веришь, что я не воровка?

– Ну, – кивнула мама.

– Я и копилку не крала!

– Молодец, что я могу сказать, – отвечала мама, а я почувствовала нарастающее раздражение. Ей что, всё равно?

– Мам, тебе что, всё равно? Ты ведь знаешь, что меня в школе травят? Я потому и прогуливала.

– Ну конечно, – ответила мама, – надо на кого-то спихнуть ответственность. А ты не думала, почему тебя обижали?

– Да я откуда знаю? – я уже едва сдерживалась.

– Да потому, что ты сама это допускаешь. А может и ведёшь себя так, что коллектив не принимает.

Я вскочила с места и в спешке опрокинула кружку с чаем.

– Да я тебе вообще нужна?! Ты хоть раз мной интересовалась?!

– Конечно, конечно. Я – плохая мать. Хуже меня нет на всём белом свете.

Я схватилась за голову и бросилась в свою комнату. Закрывшись, я ударилась головой о шкаф.

– Это мерзость! – шипела я, бросившись на кровать. – Мерзость!

Долго ещё я билась в истерике. Зачем я только начала этот разговор? Призрачная нить доверия между нами безнадёжно оборвалась.

– Анна, – мама постучалась в дверь, – ты скоро концерт свой закончишь, а?

– Что ты, мамочка, я спокойна! – прибавляла я, разбавляя свою речь истерическим смехом. – Абсолютно!

Я метнулась к двери и заперла закрытую дверь на ключ. Почему-то мне казалось, что с родителями доверия уже нет никакого. Чтобы хоть как-то успокоиться, я достала из тумбочки одолженный у Эстер кокаин. Стоило мне вдохнуть белый порошок, моя голова закружилась, и опять я почувствовала необычайную лёгкость. Эйфория пришла ко мне на удивление быстро. Мама не хочет меня слышать? Можно подумать, у нас когда-то были хорошие отношения. Что мне до того, что родители совершенно мной не интересуются? Если бы они стояли надо мной Цербером, я бы скорее с ума сошла. Я прослыла воровкой? Ха, всё равно сегодня с меня, фактически, сняли все обвинения. За это огромное спасибо нашему математику. Да и как бы они доказали на этот раз? Кстати, а есть ли мне смысл дальше изображать из себя невинность, если на меня перво-наперво подумают?

Последняя мысль прочно засела в моей голове. Даже когда дурман прошёл, я не могла никак отделаться от неё.

Из дневника Ингрид Лауэр:

1 ноября 1904 года

Сегодня на дне своего маленького дорожного сундучка я нашла недописанное письмо к Вальтеру трёхлетней давности. Не помню уже сейчас, почему оно осталось недописанным и неотправленным. Как я хохотала! Прислуга на кухне перепугалась, думая, что у меня нервный припадок. Таких дурочек, какой я была тогда, надо показывать в цирке для увеселения публики.