Инспектор Лосев

Да, сеть наброшена на город, неприметная для постороннего глаза, но, как видите, достаточно густая и крепкая. И убийца не уйдет. Это тот случай, когда он не может уйти. Он известен, и он неминуемо будет схвачен. Вопрос только во времени: через сутки или через неделю. Вот это и беспокоит Кузьмича, беспокоит всех нас. Преступник вооружен, крайне озлоблен, возбужден и потому чрезвычайно опасен. Невозможно укрыть, спасти всех от него, надо схватить и изолировать его от всех. И тут дорог каждый час, ибо каждый час может произойти трагедия, каждый час может оказаться для кого-то последним, пока вооруженный преступник остается на свободе. Вот сжатая до предела суть нашей работы, чертовой работы, проклятой и, по-моему, святой тоже.

Но лично у меня сейчас задача иная. В том деле, над которым я бьюсь, я не знаю пока имя убийцы, я даже не знаю, есть ли он вообще. Я пока иду как бы на ощупь от человека к человеку, от факта к факту.

Сейчас, например, мне предстоит встреча с Ниной Сорокиной, очень не простая встреча.

Нина должна приехать прямо на квартиру, где жила Вера. Помимо разговора со мной, я надеюсь, что Нина добавит к списку украденных вещей, составленному со слов Полины Ивановны, еще что-нибудь. Да, тяжкая потеря обрушилась на молодую женщину, и не легким будет ее приезд на квартиру погибшей сестры. Без страданий и слез здесь не обойдется. И я по дороге готовлю себя ко всяким тяжелым сценам.

Первое, что я отмечаю в Нине, это ее пунктуальность. Она приезжает точно, как обещала, к двенадцати. Второе, что бросается сразу в глаза, это то, что она действительно очень хороша собой, особенно в этой дорогой меховой шубке, ярко-красном кашне и кокетливой, тоже меховой шапочке. Движения ее порывисты и решительны, видно, что она привыкла командовать, по праву всех хорошеньких женщин, очевидно. Ярко подведенные глаза ее сейчас смотрят грустно и строго, но вообще-то лицо у нее улыбчивое, лукавое, хотя и несколько грубоватое.

Я помогаю Нине снять пальто, и она остается в красивом темно-зеленом платье. На груди у нее большой, замысловатый янтарный кулон на тонкой цепочке. На пальцах обеих рук я замечаю несколько довольно дорогих, по-моему, колец с крупными камнями.

Нина машинально поправляет перед зеркалом в передней вьющиеся каштановые волосы и нерешительно направляется в комнату Веры.

Остановившись на пороге, она с испугом оглядывается и всплескивает руками:

— Господи, что же это?!

Не замечая меня, Нина кидается к шкафу, распахивает его створки и гневно оглядывает сиротливые, пустые вешалки. Потом она торопливо, один за другим, выдвигает ящики, заглядывает в них. Губа у нее нервно закушена, глаза сухие и сердитые.

— Все забрали! Ну, все совершенно!..

Я показываю ей список.

— Да тут половина! — горестно восклицает Нина. — И той нет. Вы пишите, пишите! Я же ее, как куколку, одевала. Мне ничего для родной сестренки не жалко было. Надька, соседка ее, умирала от зависти.

Она неожиданно всхлипывает.

— Что же, Вера сама одеться не могла? — осторожно спрашиваю я.

— Ах, что она могла! — Нина досадливо машет рукой. — Она у нас какая-то блаженная была. Или, как Витя говорит, идеалистка. Это мой муженек, к вашему сведению.

И Нина принимается диктовать мне, что еще украдено из комнаты Веры. Список получается солидный. Нина очень подробно описывает каждую вещь. Как это все у нее в голове умещается, я не понимаю.

— Ну вот. Теперь, кажется, все, — наконец объявляет Нина, в последний раз обходя комнату.

Мы усаживаемся на тахту, закуриваем, и я спрашиваю:

— Что же, Вера была такая непрактичная?

— Еще какая! Вы себе просто представить не можете. Мучение с ней было. И в смысле вещей ничего ей, видите ли, не надо! И в смысле личной жизни. Все витала где-то в облаках и принца ждала. Нет, нет! Вы только не подумайте! — горестно восклицает Нина. — Я Верочку не осуждаю. Папка наш ее очень напугал, когда нас бросил. Представляете, в артистку влюбился? Разве это любовь? Она же каждый день в театре страсть к кому-то из мужчин переживает. А это бесследно не проходит. Вот у них и мужья, как перчатки. Ну, и нашего папку эта артисточка бросила.

— Отец ваш сейчас жив?

— Не знаю, — Нина хмурится. — Он давно нам не отец.

— Ну, а Вера так принца и не встретила? — спрашиваю я.

— Теперь, знаете, другие принцы, — рассудительно говорит Нина. — Верочка никак не хотела этого понять. Вот мой Витя — это принц! Он же сделает все, что я захочу. И достанет все. Как у О'Генри я недавно читала. Помните? Она среди зимы захотела персик. И ее возлюбленный — он гангстер был

— достал. Даже стрелял в кого-то. Вот это любовь. А она говорит: «Я же просила апельсин». Представляете?

— Почему вы думаете, что Вера ждала какого-то принца? — интересуюсь я.

— Как — почему? Она же говорила. И вообще… Она очень чувствительная была. Знаете, над книжкой даже иногда плакала. Это уж совсем смешно. В наш век. Сейчас книжки пишут, чтобы горизонт расширять, а не плакать над ними. Вы со мной согласны? Витя говорит, что нервные клетки надо беречь. Нервные клетки не восстанавливаются. Вы про это когда-нибудь слышали?