Инспектор Лосев

Я и сам изрядно устал, и голова болит нестерпимо. Ведь спал я прошлой ночью каких-нибудь три часа, а до этого, той же ночью, мы брали бандитов, и по мне стреляли. Это, между прочим, тоже отражается на нервах.

Но делать нечего. Я торопливо прощаюсь с Галей, желаю ей спокойной ночи и еще раз благодарю за помощь.

Спустя несколько минут, захватив с собой еще одного сотрудника, двух комсомольцев-дружинников в качестве понятых и прикомандированного к нам железнодорожным начальством молчаливого усатого дядю из службы резерва, мы шагаем в темноте по шпалам, огибаем черные, застывшие вагоны, домики для рабочих, стрелки. В этом бесконечном лабиринте поездов можно заблудиться и днем. Какой-то вымерший, таинственный город на колесах.

Но где-то вдруг мелькает свет, хотя мы еще довольно долго пробираемся к нему, огибая цепочки вагонов.

Вот наконец и нужный нам состав. Окна его вагонов освещены, кое-где мелькают людские тени.

Мы разыскиваем начальника поезда и объясняем причину своего появления. Он не удивляется, он уже знает об аресте Горбачева и ждет дальнейших неприятностей.

Вся процедура изъятия краденых вещей — а я не сомневаюсь, что они краденые, хотя формально они так будут называться лишь после опознания их Ниной или Полиной Ивановной, — вся процедура эта занимает немало времени и достаточно неприятна. Немало времени это занимает потому, что приходится составлять протоколы «выемки» этих вещей, а до этого прождать чуть не час, пока приедет следователь, которому поручено вести дело Горбачева и группы связанных с ним спекулянтов. Кроме протоколов, мы подробно записываем показания обеих женщин о том, как эти вещи к ним попали, причем вторая из проводниц вначале вообще не желала выдать платье, а затем попыталась умолчать о некоторых подробностях своей сделки с Горбачевым. Освобождаемся мы только в третьем часу ночи. И всю длинную дорогу домой я мечтаю только об одном: бухнуться в постель и уснуть.

— Ничего не знаю, — резко заявляет мне Горбачев на следующее утро, когда я вместе со следователем вызываю его на допрос. — Ничего не знаю и знать не желаю! Провокация! Я буду жаловаться!

— Что именно вы считаете провокацией? — вежливо осведомляется следователь.

— Мой арест, что же еще! Предупреждаю: вам это даром не пройдет. Я до генерального прокурора дойду! Я ваши номера знаю! Ученый!

— Спешите, Горбачев.

— Что значит «спешите»?

— Надо бы сначала узнать, в чем вас обвиняют.

— Знать не желаю!

— Ну-у, что это за позиция? — усмехается следователь. — Другой на вашем месте сперва бы выяснил, не только в чем обвиняют, но и чем обвинение доказывают. А потом бы уж решал, жаловаться ему или защищаться.

Горбачев тяжело разваливается на стуле, огромный, рыхлый, у него бритая до глянца, крупная голова, оплывшее бабье лицо и живые, очень сметливые глаза.

— Ну ладно, — снисходительно соглашается он. — Выкладывайте, что у вас там есть.

Прищурившись, он в упор смотрит на меня.

— Следователь, — говорю я, — предъявит вам обвинение в хищении продуктов, в спекуляции, в подделке документов и в сокрытии прошлых судимостей.

— Так это следователь, — насмешливо говорит Горбачев. — Ну, а вам что от меня надо?

— Чтобы вы ответили на один вопрос: откуда у вас вещи Веры Топилиной, вашей соседки по квартире?

— Какие еще вещи? — враждебно спрашивает Горбачев. — Чего вы мне клеите. У меня грехов и так хватает.

Я терпеливо перечисляю: костюм, кофточка, платье, и называю людей, у которых эти вещи обнаружены.

— Врут они! — хладнокровно заявляет Горбачев.

— Что врут?

— Все! И вы на меня это дело лучше не вешайте. Не пройдет! Я и дома-то в ту ночь не был.

— Это кто-нибудь может подтвердить?

— Э-э, уважаемый, на такой крючок меня не подденешь. Я воробей стреляный. Это вы доказывайте. А я погляжу, что у вас получится. Кто меня дома видел? Кто видел, что я эти тряпки у Верки брал? Никто не видел. Нет таких людей, понятно? Значит, и прямых улик у вас нет. А на косвенных вы далеко не уедете. Сто раз суд будет возвращать на доследование. Мартышкин труд. А я вам ничего не скажу. Положь мне прямые улики, тогда поговорим. Вот так.

Глава 5 НАШИ НЕОБЫЧНЫЕ ПОХОРОНЫ

Я сижу в кабинете Кузьмича и от досады прошу разрешения закурить, совершенно забыв на миг наше неписаное правило не курить в его кабинете.

— Перебьешься, — говорит Петя Шухмин.

— Пусть потянет, — сухо разрешает Кузьмич. — Ишь какой расстроенный. Как будто он ожидал, что этот Горбачев упадет перед ним на колени и все расскажет. А он, милый ты мой, всю юриспруденцию знает не хуже нас с вами. Имел возможность изучить. На собственном опыте. И он прав, конечно: выкладывай доказательства. А у нас…

— Но вещи же! Вещи же с кражи! — не выдерживаю я.

— Ну и что? — сердито спрашивает Кузьмич. — А как они к нему попали, ты знаешь? Да он скажет, что купил по дешевке у какого-то бродяги на вокзале. Или под забором нашел. И все. Ты ничего не докажешь.