Подозрения Кристофера о целях и задачах отца пока что лишь подтверждались. Он отложил "Голую обезьяну" и взялся за очередную книгу — сборник документальных свидетельств о самых страшных моментах, пережитых солдатами, участвовавшими в войне 1914–1918 годов. Здесь не было никаких подчеркиваний, и пришлось прочитать томик по диагонали от начала до конца. На это у Кристофера ушел почти час, но, когда он закрыл книгу, его сердце билось быстрее обычного.
Прежде чем поделиться своими выводами с Сарой, он решил убедиться, что ничего не упустил, и все-таки пролистал на всякий случай две биографии — Марии-Антуанетты и Томаса Мора. Итогом был победный возглас. В каждой из двух книг отец или кто-то из его коллег отметил страницы, на которых рассказывалось, какой ужас испытывали эти исторические личности перед казнью — сохранились свидетельства, что и низложенная королева Франции, и английский философ сделались седыми за одну ночь в тюрьме.
Кристофер захлопнул последнюю книжку и повернулся к Саре:
— Кажется, я понял…
Она медленно подняла голову от магнитной ленты и вопросительно взглянула на него.
— Исследовательская группа отца изучала Страх, с большой буквы "С", — сказал Кристофер. — Во всех книгах подчеркнуто только то, что связано с этой базовой эмоцией.
— И пациент Четыре-Восемь-Восемь в "Гёустаде" тоже умер от страха, — подхватила Сара.
Кристофер вскочил в ораторском порыве, словно забыв о всей серьезности момента:
— Итак, отец и его помощники исследовали механизмы возникновения страха у человека. Но поскольку их основное внимание было сосредоточено на самом древнем в эволюционном плане отделе головного мозга — так называемом рептильном мозге, или мозге рептилии, — они изучали не просто какие-то фобии, а страх в универсальном, абсолютном смысле, тот, который поднимается из самых глубин подсознания и хранится в памяти нашего биологического вида. Первородный страх, который, желаем мы того или нет, присутствует в коллективной памяти всего человечества. Страх, с которым никому из нас не под силу справиться.
— Неудивительно, что ЦРУ причастно к этому научному проекту, — кивнула Сара, — и что твой брат подозревал военное применение результатов. Исследования твоего отца определенно имели целью разработку оружия — психологического оружия, способного вызывать неконтролируемый страх у любого врага.
— Именно так! — Кристофер обрадовался, что она пришла к тому же выводу. — Остаются три вопроса. Что экспериментаторы делали для того, чтобы вызвать неконтролируемый страх? Удалось ли им это? И какова его природа?
— Если страх, испытанный пациентом Четыре-Восемь-Восемь, убил его, на второй вопрос можно без колебаний ответить "да". Подопытные твоего отца, которых здесь подвергали экспериментам, кричали от того самого универсального, абсолютного страха. — Сара почувствовала волнение, но не время было поддаваться эмоциям. — Что касается двух других вопросов, — продолжила она, — чтобы ответить на них, нам не хватает кусочков головоломки. Единственное, что может дать подсказку, — тот странный аппарат для измерения неизвестно чего в операционной и вот эта диктофонная пленка.
Кристофер посмотрел на часы. До звонка Лазаря оставалось три часа двадцать две минуты.
— Заканчивай с кассетой, а я попробую разобраться с аппаратом. — Он быстро вышел из библиотеки и направился в операционную.
Устройство, о котором говорила Сара, быстро нашлось с помощью карманного фонарика, но, как и напарница, Кристофер не понял назначения второй измерительной шкалы с загадочными буквами "X", "P" и "T". Перебрал множество гипотез, пытаясь эти буквы расшифровать, однако картинка не складывалась. Тогда он еще раз осмотрел аппарат в поисках какой-нибудь не замеченной раньше надписи или кнопки — того, что помогло бы разгадать секрет железного ящика. В конце концов поднял его — и обнаружил, что к нижней крышке привинчена тонкая металлическая пластина.
Кристофер нашел скальпель и кончиком лезвия вывинтил четыре шурупа. Под пластинкой были две кнопки, подписанные "reset" и "memory"[10]
.Он бросился к застекленному шкафу у стены операционной, выдвинул нижние ящики — там были упаковки бинтов, хирургические пластиковые пакеты, какие-то медицинские инструменты… Только в самой глубине, в картонной коробке, задвинутой в дальний угол, среди канцелярских принадлежностей обнаружился нераспакованный рулон бумаги для принтера. Сорвав с него прозрачную пленку, Кристофер вернулся к измерительному устройству, вытащил из-под верхней крышки пустую катушку и вставил новый рулон на ее место. Удостоверившись, что все готово, он нажал на днище кнопку "memory" в надежде, что распечатаются последние данные, сохранившиеся в памяти аппарата, и принялся ждать, затаив дыхание и не сводя глаз с длинной щели.
Вдруг внутри аппарата натужно загудело и застрекотало, будто он разминался, приводя себя в рабочую форму после долгого бездействия.
Кристофер впился зубами в костяшки пальцев.
— Давай! Печатай, черт тебя побери! — выпалил он.