Инспектор Золотой тайги

– У нас здесь, вишь, маленько спор вышел,— зачастил рыжебородый, обращаясь к Турлаю.— Ну, для начала муку мы выдали по числу едоков. Тут, считай, мы все согласные. А дальше, говорю, надо так. Прииска теперь наши, начнем их понемногу работать. И тогда продукты отпускать каждому смотря по сданному золоту…

– А я говорю — всем работающим поровну!— оборвал его сумрачный Кожов.— Потому как сказано: свобода и равенство.

– Как поровну? Как же поровну? — вскричал Алтухов, поворачиваясь то к Кожову, то к Турлаю.— Положим, я сдам три золотника, а другой — хрен да пять долей в придачу, и нам — поровну? Или, скажем, у меня пять душ детей да баба, а вот у него, у Васьки, вся семья — сам он да блохи, что на нем, и нам обратно поровну? Неправильно это!

Турлай крякнул, сильно потер затылок.

– Кожов, конечно, прав. Я ведь и сам за равенство. Все беды от того и идут, что у одного есть все, а у другого ни шиша. Однако и ты, Алтухов, верно говоришь. Потом вот еще что — как со стариками или со вдовыми бабами, которые на приисках не могут работать? Их что, на голодном пайке держать будем?

– И не дело это — на золото все мерить. Иначе как–то надо! — вставил Васька.

– Деньги, что ль, печатать начнем? — усмехнулся Кожов.

– Ну, печатать не печатать, а давайте пока царскими обходиться, а? — задумчиво поморгал Алтухов.

– Ты что? Ты это что выдумал–то? — Кожов как–то даже почернел от ярости.— По царю–батюшке соскучился? Тогда уж, может, разогнать Совет да на поклон к Жухлицкому?

– Тихо, тихо, мужики! — возвысил голос Турлай.— С царскими деньгами ты, Алтухов, через край хватил. Василий дело сказал — нескладно как–то золотой песок из кармана в карман пересыпать. Этак, глядишь, еще и монету свою чеканить навостримся… Конечно, со временем будут у нас советские деньги…

– Нет, председатель, тут ты не прав — не будет денег, не должно их теперь быть,— тихо, но твердо заявил Кожов.

– То есть как это — не будет денег? — опешил Турлай.— Как же без них жить? Это… это ты того…

– Не будет денег! — стоял на своем Кожов.— Сам же говоришь, что все зло из–за того, что у одного много, а у другого мало. Не будет денег — не станет и разницы этой, понял? А как все устроить, то над этим, конечно, будут думать люди поумней нас с тобой. Это мне в прошлом году один башковитый человек досконально объяснил. Как же он называл–то себя?.. Постой, постой… Антихрист не антихрист, а что–то вроде того…

– Анархист? — пришел на помощь Зверев.

– Во–во! Оно самое — анархист и есть…

– Ну–у, так бы сразу и сказал! — с облегчением рассмеялся Турлай.— Я — большевик, анархисты мне не указ… Ну, деньги — дело дальнее, а пока подсчитаем–ка толком, сколько у нас вообще людей в Чирокане и которые из них могут работать, а которые свое уже отработали…

– И детишек,— вставил Алтухов.

– Само собой,— согласился Турлай.

Пока члены Таежного Совета занимались составлением списка, Зверев, усевшись в сторонке, начал доставать из полевой сумки документы, чтобы подготовиться к разговору с Турлаем о национализации драги и приисков Жухлицкого. Разложил на скамье бумаги и задумался. Этот внешне малозначительный разговор членов Таежного Совета на миг приоткрыл перед ним оборотную сторону революции, где уже не было романтических тайных сходок, дерзких побегов из тюрем, подпольных типографий, нелегальных переходов границ, фальшивых паспортов, перестрелок с агентами охранки и рискованных провозов через таможню запрещенных изданий, а были другие, не менее, а может быть, и более величественные дела и труды. Людям, ставшим во главе новой России, профессиональным революционерам, умеющим перестукиваться через тюремные стены и владеющим приемами конспирации, предстоит теперь делать черновую и будничную государственную работу, организовывать все заново, начиная от дипломатической службы и кончая сиротскими приютами и домами для престарелых, решать вопросы о том, какими должны быть деньги Российской Советской республики и сколько их выплачивать в месяц члену правительства, а сколько — прачке, сколько должен стоить фунт хлеба, а сколько — грамм золота. И когда Алексей попытался хотя бы приблизительно представить себе всю громаду подобных дел, ему на миг сделалось не по себе: самое малое, со времен Петра Великого складывалась эта пирамида, называемая Государством Российским, и вдруг все сломано, переиначено, и надо все строить заново, по–другому. Сколько лет понадобится? Десять? Пятьдесят? А может, три века?.. И как–то сама собой промелькнула змейкой не лишенная злорадства мыслишка: «Нет, не суметь вам! Не получится!»

Алексей поморщился, словно от зубной боли, встал и вышел на крыльцо.