Инспекция. Число Ревекки

Она торопливо кивнула и тоже села, простыня съехала с ее пышной полной груди и оголила мягкие складки на животе. Я неотрывно смотрел на гладкую кожу, буквально ощущая тепло, которое шло от нее. На ней уже было несколько синяков. Заметив мой пристальный взгляд, она придвинулась ближе и, взяв мою руку, положила себе на грудь. Я сжал, очевидно, сильнее, нежели следовало: Алиса чуть поморщилась, но промолчала. Я схватил крепче и начал откровенно мять нежную белую плоть, ухватил лиловый припухший сосок и сдавил так, что она закричала. Размахнувшись, я ударил ее по лицу, оставив на щеке красный след, который постепенно растекался и становился ярче. Внизу снова разливалось приятное тепло. В глазах Алисы заблестели слезы, но она продолжала молчать.

– Мне пора. – Я встал и начал натягивать брюки.

3 мая 1994. Вечер нарастал

Сумерки на стыке луга и леса – это особое состояние и природы, и суток. Взглядом можно одновременно ухватить, где еще световой день пытается отчаянно зацепиться и задержаться хоть на несколько мгновений, а где уже нарастает темень. Небо еще не черное, но уже отчетливо проглядываются звезды. Из леса уже веет прохладой, а луг еще добродушно отдает накопленное за день тепло. Появляются ночные насекомые, тихо, неспешно, вначале один мотылек пропорхнет, вот уже два носятся над водой, а через секунду – целое скопище. В траве заводят перекличку ночные сверчки и цикады. Громко для того, кто умеет слушать природу. Для других тишина тянется на многие километры.

Вечер нарастал.

Лидия сидела без одеяла на теплом затертом деревянном крыльце в одних шортах и футболке и пила чай.

– Хочешь жить спокойно, не вороши ты кубло это страшное. Худое творили все. Другое дело, чье грязное белье было разворочено, а чье тихонько схоронено. Переписывай не переписывай, а правда вот она вся, уродливая.

И Раиса шумно прихлебнула из чашки, отставила ее и вновь взялась за спицы, на которых повис почти довязанный пестрый носок. Лидия ничего не говорила. Удобно расположившись на ступеньках, она разглядывала двор, мягко освещенный единственной лампочкой, висевшей на крыльце.

– Сейчас спорят, как оно раньше, значит, было. А я тебе всякое про то прошлое сказать могу, и такое и сякое, да так, что одно с другим не будет стыковаться. Хочешь?

Сейчас Лидию интересовало прошлое только одного конкретного человека, ради которого она, собственно, и оказалась здесь. Но она продолжала молчать.

– И будут два рассказа, как будто не об одном и том же. И с одной стороны будут факты и доводы прямо железные, против которых не попрешь, и с другой. Вот такая у нас история была, деточка, о двух концах… С одной стороны скажу: сами беды творили, для себя пользу выискивая. С другой стороны скажу: вынуждены были, в такое нас положение загнали. Я тебе найду того, кто трясся каждый день от страха, что ночью приедут за ним на черном воронке, кто бед хлебнул от режима. Найду тебе и того, кто спал крепко, у кого все в порядке было. И у каждого свое житье-бытье, и все мы в одной стране живем. И кому верить будешь? Ведь оба правду говорят. А потом придут, которые будут после нас, и будут спорить: как оно было в самом деле-то и за кем правда. А правда в том, что всё там было. Душа человека – она большая. И уж намешано в ней! Сегодня он по принуждению, а завтра уже и добровольно, поскольку пользу увидал. И наоборот: сегодня сам бежит впереди всех, а завтра понял, что наделал, и застыдился и пошел против. Как мамка мне сказывала: мы делали что могли. Что ж теперь, за это прошлое нам глотки друг другу выгрызть? Так что зря Валя всё это… Не стоило.

На крыльце возникло молчание. Было слышно цоканье спиц, которыми быстро и ловко орудовала Раиса. При этом она даже не смотрела на них. Взгляд ее блуждал по двору, который и так знала наизусть до последней пяди.

– Что за черный воронок? – спросила Лидия.

Она вдруг поняла, что уставший, неспешный голос хозяйки ложился на окружающую действительность очень гармонично. Был тем неотделимым штрихом, который делал картину умиротворяющей.

Раиса бросила на гостью быстрый взгляд.

– Машины особые. Приезжали за всякими.

– А кто на них приезжал?

Раиса снова посмотрела на Лидию – вопрос ее удивил в том смысле, что логичнее было поинтересоваться, за кем приезжали.

– Да кто, – наконец пожала плечами она, – такой же сосед, земляк, только с удостоверением и в плаще. При должности. Не из далёка ехали, не из центра, из центра только приказы шли. А исполняли их свои же здесь. Потому что приказ. Приказ или свои интересы. Поняла? Зло, оно всегда от вершинки текет – и вширь, берет от каждого столько, сколько у того есть способностей и сколько власти по должности отведено. А всё от дурного желания выслужиться. Так что если виноватить кого-то хочется, то с соседского двора можно начинать! Ага, с того, где живет внучок деда, который в свое время донос на хорошего человека настрочил. И дальше по улице идти. Так, глядишь, коли сил и безопасности хватит, то и до верхушечки дойдешь.