– Расстроенным. Отец сидел подавленный и тупо смотрел в одну точку. И тут Зацепин услышал, как по лестнице поднимается пришедшая в себя Копцова. Зацепин испугался, что тебя обвинят в краже денег, так как сам он отдавать их, похоже, не собирался, поэтому и убил отца.
– Что он сделал?! – Ася увидела, как мать с ужасом смотрит на нее. – И ты поверила!
– А что мне оставалось делать?
– Потребовать от Зацепина, чтобы он сказал правду!
– Но он ее и так сказал.
– Зацепин тебе не сказал ничего! Даже если он после моего ухода и поднялся к Антону, то мог увидеть его только мертвым.
– Значит, это все-таки ты убила отца?
– Ничего это не значит. Ты слушаешь меня, но не слышишь. Потому что подозреваешь. А я твоего отца не убивала. Потому меня такой страх, что тоже могу лечь рядом с ним, и охватил.
– Но разве Зацепин не выгораживает тебя?
– Выгораживает. Потому что тоже, как и ты, думает, что это я убила Антона. А я тебе еще раз повторяю: не убивала!
– Если убийца отца – не Зацепин, не ты и уж никак не Копцова, которая сама получила по голове, тогда – кто?!
– Ну что ты душу-то из меня тянешь? Я-то откуда могу знать?
– Тогда кто знает?
– Сам убийца.
– Получается, что это Трунов? Но он никак не мог убить после того, как вы с Зацепиным уже видели отца убитым. Потому что он приехал самым последним на место преступления. И теперь у него просто железобетонное алиби: два свидетеля его невиновности!
– Надо выручать Игоря! Он отправился в полицию?
– Да. Сразу же после нашего разговора. Его уже, наверное, арестовали.
– Надо немедленно ехать в полицию и обо всем рассказать.
– Но тогда арестуют тебя! Если у Зацепина свидетель его непричастности к убийству – ты, а у Трунова – и вовсе вы оба, то у тебя-то самой свидетелей нет!
– Но почему Игорь должен сидеть за кого-то?
– Не должен. Но и твоего ареста никак нельзя допустить. Зацепин хотя бы мужчина. Ничего, потерпит за тебя, раз так безумно любит, что взял на себя твою предполагаемую вину. А нам, вернее, мне, надо разыскать настоящего убийцу.
– Асенька, да разве тебе это по силам?
– Нет, если так думать. А если знать наверняка, что найду, тогда по силам. Да я и не одна. Нас целая редакция. Вот поеду завтра на работу, поговорю с коллективом, изложу все факты. И попрошу помощи. Они уважают Зацепина, поэтому не оставят его в беде. А вместе мы силища. Да такая, что любой враг нам нипочем.
А верит ли она сама в то, о чем говорит? Ведь теперь Асю считают предателем. Как же ей страшно! И даже нельзя пренебречь, уйти, громко хлопнув дверью. Потому что Зацепин тоже останется по ту сторону, со своим коллективом.
Глава 17
Утром, перед тем как ехать на работу, Ася позвонила Стасу и попросила его приехать в редакцию.
– Раньше ты боялась, что нас увидят вместе.
– Теперь не боюсь. Потому что поняла, что журналисты – одна большая дружная семья. Наш редактор попал в беду, и выручить его можем только мы.
– А что с Зацепиным?
– Арестован по подозрению в убийстве моего отца.
– Не может быть! Я уже в пути.
Ася ехала в метро, терпеливо снося толчки как справа, так и слева, а сзади и вовсе кто-то, прозевавший свою остановку, пытался протиснуться сквозь плотный строй пассажиров, и те чуть не падали на счастливчиков, которые уже не были так уверены, что им повезло с сидячими местами. Одной рукой она держалась за поручень, еле сдерживая натиск особенно беспокойных или агрессивных, другой прижимала к себе сумку, чтобы потом не винить себя в неосмотрительности и не проклинать кого-то за безмерную тягу к чужим кошелькам.
Ее не покидала одна навязчивая мысль: неужели тот, кто ездит в метро, способен поймать за руку не какого-то там карманного воришку, а опытного грабителя банка? Который настолько уверовал в свою безнаказанность, что и за людей не считает ни Асю, ни вот этих едущих сейчас с ней пассажиров.
Хватит ли у нее сил идти до конца, если Копцова снова вывернется? Не похоже, что она виновна в смерти отца. Но исключать ее из числа подозреваемых все же не стоит. Неужели Ростоцкий никак не отреагировал на статью Стаса, которая полностью раскрывает причастность Копцовой к убийствам Марии Ивановны и Берлицкого, а также таинственным смертям мужа и бывшей начальницы?
Последняя встреча с ним так разочаровала Асю, что у нее пропало всякое желание общаться с предметом своей любви. Не потому ли она взбеленилась, что тот посмел подозревать ее матушку? Да, именно поэтому. Но ведь и сама Ася матушку черт знает в чем готова обвинить, не веря ни единому ее слову. Ну и что? Это ее мать, а потому Ася может доверять ей или не доверять. Но какое право на это имеет какой-то там Ростоцкий? Никакого!
Ася понимала, что не права, но ничего с собой не могла поделать. Ей самой не возбраняются – исключительно по неопытности – мысли о виновности матери, а Ростоцкий должен, наоборот, уверять Асю в том, что та здесь ни при чем. А он смеет в ее матушке сомневаться! Да и что с него взять: чужой человек – он и есть чужой… А как же любовь? Какая уж тут любовь, если между ними пропало всякое взаимопонимание?