Интересно и легко

Надя глядела на Вадима, и ей становилось всё больше не по себе. Бледное каменное лицо его было опущено и он исподлобья, как будто со страхом, смотрел на гору. Часть одногруппников вместе с Танюхой и Виктором уже повернули, чтобы идти дальше, когда вдруг все услышали сверху громкий скрежет, и вниз с горы, отдавая эхом, покатились крупные камни. Маралы, то ли испугавшись, что расшевелили зыбкий ландшафт, то ли стараясь вызвать еще более сильный камнепад, ринулись по гребню, и люди у подножия горы почувствовали сильную вибрацию от катящихся вниз на дорогу булыжников.

Все бросились в разные стороны, кто назад, кто вперед, кричали «Осторожно!», «Берегитесь!» и имена друг друга, или просто испуганные междометия. Надя пробежала несколько метров от опасного места, думая что Вадим следует за ней. И вдруг за общим галдежом и шумом услышала его голос. Она повернулась и всё внутри сжалось в болезненном спазме. Вадим стоял, не двигаясь с места как в ступоре, или Наде так показалось, поскольку она в тот момент видела только его. Сначала она увидела, как Вадим открывает рот, а потом услышала слово, которое он кричал.

«Виктор!»

Наде показалось, что голос прозвучал жутко громко и отчетливо, несмотря на шум, за которым невозможно было ничего разобрать. Убегающий в другую сторону Виктор, услышав свое имя, резко затормозил, обернулся и тут же поймал правым виском булыжник размером чуть меньше собственной головы. Судя по тому, как его тело разом обмякло и рухнуло, распластавшись по земле, он был мёртв через секунду после удара.

В тот же момент Вадим, скорчившись от боли и ухватившись за лоб над правым глазом, сорвался с места и побежал к Наде. Рука была в крови – другой камень рассек ему бровь.

Прогулка закончилась. Группа провела на дороге еще около двух часов со скорой помощью и милицией. От шока никто не чувствовал мороза, но когда скорая и милиция уехали, всех затрясло, а у Тани случилась истерика со слезами и визгом, и Надя решила, что нельзя оставлять её одну, и надо, чтобы она переночевала у них. Она испугалась, увидев Вадима с окровавленной головой, но потом поняла, что это ничего страшного, а еще она внимательно смотрела на одногруппников, пытаясь понять, видели ли они, что произошло, и как Вадим кричал Виктору. Удивительно, но, похоже, это видела она одна, а может, и вообще показалось.

Пришли на остановку и ждали такси. Вымотанная от истерики Танюха легла на скамейку. Вадим отошёл в сторону и прислонился к столбу с расписанием автобусов. Темнело и в сумерках его перебинтованная голова как будто висела в тумане отдельно от туловища.

Надя подошла, встала рядом спиной к скамейке, на которой лежала Танюха, и почти беззвучно спросила:

– Это ты его убил?

Вадим быстро глянул на неё, явно ожидая другого вопроса. Лицо его сделалось твердым, и он выдал заготовленный ответ:

– Я кричал, чтобы он отошел, я видел, что на него летел камень.

– Это ты его убил.

Утром Танюха с лицом распухшим от слез и тонны успокоительных таблеток уехала к родителям, и у Нади с Вадимом начался скандал, до вечера, без перерыва на обед. И он продолжался весь следующий день.

– Что, что тебе сказали твои чёртовы часы?

– Я спросил, если я поеду в заповедник, смогу ли я отомстить или нет.

– Отомстить? – глаза Нади распахнуты от ужаса и блестят слезами.

– Никто не может отобрать у меня моё счастье, – Вадим произносит это глухо с каким-то шипением, – это не просто шальная удача. Я – добился этого, это я настроил часы, я сам сотворил своё счастье.

– Да, он не забирал твоего счастья, чудовище ты!

– Никто не может так говорить, это моё счастье, – Вадим вдруг сникает и уверенности в голосе меньше.

– Ты теперь будешь убивать всех, кто скажет про твое счастье, всех, кто при тебе скажет слово «счастье»?

Вадим молчит.

Кроме вопроса, в котором он признался Наде, он спрашивал у часов, будет ли он чувствовать себя хорошо, когда отомстит. И цифры показали «нет» в ответ, зачем же он всё равно это сделал…

– Я не знал, как это точно произойдет, я увидел оленей… маралов, и камни посыпались, и всё понял, но я уже не мог остановиться. Я думал, что почувствую облегчение, когда отомщу, но мне плохо.

– Ты не мог остановиться? Ты твердишь, что всегда есть выбор, миллионы выборов, чёртов ты Нострадамус.

Кроме пустоты в голове Вадим физически чувствовал, как мучается Надя, и больше ничего.

– Ты всех теперь будешь убивать, я спрашиваю?

– Нет, я больше не буду.

– Ты больше не будешь? Ты человека убил, понимаешь, а говоришь, как будто киндер-сюрприз у ребенка сожрал тайком. Он больше не будет!

Надя прижимает ладони к лицу и рыдает.

– Ну, ты же сама меня спросила, буду или нет? – орёт Вадим, – я тебе и говорю, что я! больше! не буду!

– Я не смогу с тобой жить, и пропади она пропадом вся твоя чушь про браки на небесах.

А потом наступила ночь, но Надя не ушла. А потом прошла неделя в полном молчании, и ещё неделя, и молчать нужно было уже через силу с мучительной тоской по времени, когда все было хорошо. И сейчас стоит только протянуть руку, и вот оно тепло, надо только забыть, постараться поскорее и покрепче забыть.