…так я понять не могу, сон-то на каком месте закончился, это когда ты проснулся в кабаке что ли? – Ну, да. – А все остальное? – Что остальное? – Ну, что ты вылезаешь на улицу, хочешь уйти, а тебя возвращают назад, и как ребенка в садик хочешь отвезти, и в машине превращаешься в кого-то, – я удивлён, – ты о чем, это ты откуда взял? – Леха, сидел всё время молча, разглядывая пустой бокал с ошмётками пивной пены, сползающими по стенкам, – вы же обращали внимание, насколько прекрасен полный бокал пива, и вообще, любого спиртного, и насколько безобразен пустой, – Лёха вдруг торопливо как в десять пальцев без интонации выпечатывает мне в ухо эту кучу вопросов, глядит не мигая, – откуда он это взял? – чувак, я этого не рассказывал, ни фига ты впечатлительный Herr,
нафантазировал себе уже сериал целый. – это у тебя впечатлительный, – недослышал наверное.., – у меня-то нормальный, а ты – просто Herr, только впечатлительный, очень; – у них тут еще и барбер-шоп что ли? – Андрюха ходил отлить, вернулся, – вы вообще видели сколько тут площадей, за баром ещё два или три зала огромных, и никого нет. – барбер што? – Барбер-шоп, парикмахерская мо-у-дная такая. Там весь пол в волосах, в углах кучи, и какой-то Herr их подметает, – ясно какой Herr, парикмаHerr, наверное, или Herr барбер, – мы ржём, и я иду на разведку и в туалет, а за барной стойкой ступенька наверх в зал на тридцать-сорок человек, потом ещё одна налево в такой же по размерам зал, на полу на самом деле то там тот тут кучи мусора, похожего на пух, но это волосы, кучки волос как в парикмахерской, в полутёмном зале мужик очень аккуратно сметает их веником в целлофановые пакеты, на нем оранжевая жилетка с надписью ЖКХ, – на парикмахера не похож вообще, в проходах между залами покосившиеся двери с молниями в жёлтых треугольниках «вход воспрещен», я сразу заглядываю внутрь, за одной дверью узкая кухня, железные раковины наполнены мыльной водой с пеной до краев, и никого нет, а за следующей дверью уже не кухня, а еще один зал, только не похожий на сарай с черными стенами, как остальные, и не воняет хлоркой, вместо нее запах вишнёвого кальяна, и зал пустой, затянутый бардовым бархатом, во всю длину стен по периметру стоят низкие диванчики, обитые таким же бардовым бархатом, как машина сутенера в пятьдесят квадратов, и по всей длине стен на уровне плеч и головы – лента зеркал, а в дальнем углу налево за кальяном сидят два парня с дредами и рисуют третьему лысому красной тушью жирные точки в две линии по черепу, как у буддийского монаха, увидев меня, они замирают, переглядываются, смотрят и ждут, а я поднимаю руку «упс, сорян», изображая, что сильно перебрал и сваливаю; – а ты когда-нибудь брился на лысо? – разговор за второй бадьёй теперь уже тёмной пенной бурды, пока я отсутствовал, принимает парикмахерский оборот, и хотя вопрос обращен не ко мне, я моментально отвечаю: – да, два раза, говорят, когда бреешься на лысо – меняешь карму.
γ