Интерлюдия Томаса

– Ты был прав и сказал это от сердца. У Уолли есть Ванда, а у Донни есть Дениз, которая делает всё сносным.

На нагрудном кармане его рубашки, входящей в состав униформы, вышито имя «ДОННИ».

Он смахивает слёзы и говорит:

– Сынок, что я могу сделать для тебя?

– Я уже некоторое время бодрствую, и не буду спать еще сколько-то. Я надеюсь, что на любой остановке для дальнобойщиков должны продаваться кофеиновые таблетки.

– У меня есть «НоуДоз»[19] в виде жевательных конфет. Или в торговом автомате – там есть такие высокооктановые вещи, как «Ред Булл» или «Маунтин Дью»[20], или этот новый энергетический напиток, который называется «Надери задницу».

– Он правда называется «Надери задницу»[21]?

– Стандартов больше нет, нигде, ни в чём. Если они подумают, что это будет лучше продаваться, они назовут это «Хорошее дерьмо». Извиняюсь за свой язык.

– Нет проблем, сэр. Я возьму упаковку «НоуДоз».

Ведя меня через гараж к офису станции, Донни говорит:

– Наш семилетка узнал о сексе из одного субботнего утреннего мультипликационного шоу. Ни с того, ни с сего однажды Рики говорит, что не хочет быть ни традиционным, ни геем, это всё отвратительно. Мы отсоединили нашу спутниковую тарелку. Стандартов больше нет. Сейчас Рики смотрит мультфильмы «Диснея» и «Уорнер Бразерс» с ди-ви-ди. Тебе никогда не придётся волноваться, что Багс Банни, возможно, соберётся сделать это с Даффи Даком.

В дополнение к «НоуДоз» я покупаю два шоколадных батончика.

– Торговый автомат принимает доллары или мне их необходимо разменять?

– Он замечательно берёт банкноты, – говорит Донни. – Таким молодым, как ты выглядишь, не следует крутить баранку подолгу.

– Я не дальнобойщик, сэр. Я безработный повар.

Донни провожает меня наружу, где я беру из торгового автомата банку «Маунтин Дью».

– Моя Дениз – она повар в закусочной. У вас есть свой собственный язык.

– У кого?

– У вас, поваров. – Две части его шрама смещаются друг относительно друга, когда он смеётся, как будто бы его лицо разваливается словно упавшая глиняная миска. – Две коровы, заставь их плакать, дай им одеяла и случи со свиньями.

– Ресторанный жаргон. Так официантки называют заказ, состоящий из двух гамбургеров с луком, сыром и беконом.

– Меня это всё забавляет, – говорит он, и это в самом деле так. – Где ты был поваром – когда ты работал, я имею в виду?

– Ну, сэр, меня носит повсюду.

– Должно быть, это прекрасно – видеть новые места. Не видел новых мест уже долгое время. Было бы здорово взять Дениз в какое-либо новое место. Только мы вдвоём. – Его глаза снова наполняют слёзы. Должно быть, это самый сентиментальный автомеханик на всём Западном побережье. – Только мы вдвоём, – повторяет он, и за нежностью в его голосе, которую вызывает любое упоминание его жены, я слышу нотку отчаяния.

– Я догадываюсь, что с детьми сложно сорваться с места только вам двоим.

– Мы никогда отсюда не вырвемся. Никак, никоим образом.

Возможно, я представляю в его глазах что-то большее, чем там есть, но подозреваю, что эти последние непролитые слёзы настолько же горькие, как и солёные.

Когда я запиваю пару «НоуДоз» содовой, он говорит:

– И часто ты так встряхиваешь свой организм?

– Не часто.

– Если ты будешь делать это часто, сынок, ты наверняка схлопочешь себе кровоточащую язву. Слишком много кофеина выедает стенку желудка.

Я запрокидываю голову назад и осушаю содовую несколькими длинными глотками.

Когда я выкидываю пустую банку в ближайшую урну, Донни говорит:

– Как тебя зовут, мальчик?

Голос тот же, но тон отличается. Его приветливость улетучилась. Когда я встречаюсь с ним глазами, они всё ещё голубые, но становятся немного стальными, чего я не замечал до этого, новая прямота.

Иногда неправдоподобная история может показаться слишком неправдоподобной, чтобы быть ложью, и по этой причине она ослабляет подозрение. Так что я выбрал:

– Поттер. Гарри Поттер.

Его взгляд такой же острый, как игла у детектора лжи.

– Это звучит настолько же правдоподобно, как если бы ты сказал: «Бонд. Джеймс Бонд».

– Ну, сэр, это имя, которое я получил. Мне оно всегда нравилось до книг и фильмов. Когда примерно в тысячный раз кто-то спросил меня, правда ли я волшебник, я начал мечтать о том, чтобы моё имя стало любым другим, как Лекс Лютор[22] или какое-нибудь ещё.

Дружелюбная и общительная манера Донни на мгновение сделала «Уголок Гармонии» почти таким же добрым, как Пуховая опушка[23]. Но теперь воздух пахнет солёным морем меньше, чем разлагающимися водорослями, блеск бензоколонки кажется таким же неприятным, как освещение комнаты для допросов в полицейском участке, и когда я смотрю ввысь на небо, то не могу найти Кассиопею или другое созвездие из тех, что знаю, как будто Земля отвернулась от всего, что привычно и утешительно.

– Итак, если ты не волшебник, Гарри, то каким родом занятий, говоришь, ты занимаешься?

Не только его тон отличается, но также и дикция. И у него, кажется, начались проблемы с кратковременной памятью.

Возможно, он отмечает моё удивление и верно предполагает причину этого, потому что говорит: