Интерлюдия Томаса

– На станции техобслуживания есть механик по имени Донни. У него две личности, и вторая подходит для использования гаечного ключа способами, про которые его производитель и не знает. Если он постучит в твою дверь, не впускай его.

– Я не собираюсь впускать никого, кроме тебя.

– Эта официантка, с которой ты разговаривала, когда снимала домики...

– Холли Хармони.

– Она была... нормальной?

– Она была восхитительной, дружелюбной и знающей дело.

– Она не делала ничего странного?

– Что ты имеешь в виду?

– Я не знаю. Скажем... она не ловила мух в воздухе и не ела их или что-то в этом роде?

– Какой любопытный вопрос.

– Делала?

– Нет. Определённо, нет.

– Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать?

– Совсем нет. У неё была милейшая улыбка.

– Возможно, она слишком много улыбалась?

– Невозможно слишком много улыбаться, странный ты мой.

– Ты когда-нибудь видела Джокера[27] в «Бэтмене»?

Закончив с зубной гигиеной Рафаэля, Аннамария откладывает зубную пасту в сторону и использует ручное полотенце, чтобы протереть его морду. Улыбка у ретривера как у Джокера.

Когда она поднимает гигиеническую расчёску и начинает работать над шёлковым мехом Рафаэля, то говорит:

– Мизинец на её правой руке заканчивается между вторым и третьим суставом.

– У кого? У официантки? У Холли? Ты же сказала, что она нормальная.

– Нет ничего ненормального в том, чтобы потерять часть пальца при несчастном случае. Это не из той категории, когда едят мух.

– Ты спросила у неё, как это случилось?

– Конечно, нет. Это было бы невежливо. Мизинец на её левой руке заканчивается между первым и вторым суставами. Это просто обрубок.

– Подожди, подожди, подожди. Два обрубленных мизинца – это точно ненормально.

– Две раны могли произойти во время одного несчастного случая.

– Да, конечно, ты права. Она могла жонглировать мясницкими ножами в каждой руке, когда упала с одноколёсного велосипеда.

– Тебе не идёт сарказм, молодой человек.

Я не знаю, почему её мягкое порицание жалит, но это так.

Как будто понимая, что мне высказали мягкое замечание, Рафаэль перестаёт улыбаться. Он одаривает меня суровым взглядом, как будто бы подозревает, что если я способен быть саркастичным с Аннамарией, то могу быть таким парнем, который стаскивает печенье из собачьей чашки и потом сам съедает.

Я говорю:

– У механика Донни огромный шрам через всё лицо.

– Ты спросил его, как это случилось? – осведомляется Аннамария.

– Я хотел, но потом Добрый Донни превратился в Злого Донни, и я подумал, что если спрошу, он может продемонстрировать это на моём лице.

– Ну, я довольна, что у тебя есть прогресс.

– Если это показатель прогресса, то, думаю, нам лучше снять домики на год.

Пока она совершает длинные лёгкие движения расчёской, зубчатый капкан распутывает великолепный мех собаки.

– Ты ещё не закончил вынюхивать на эту ночь, не так ли?

– Нет, мэм. Я только начал вынюхивать.

– Тогда я уверена, что ты быстро докопаешься до сути.

Рафаэль решает меня простить. Он улыбается мне ещё раз, и в ответ на заботливый уход, который он получает, издаёт звук истинного блаженства – частично вздох, частично мурлыкание, частично стон наслаждения.

– Ты и правда можешь найти подход к собакам, мэм.

– Если они знают, что ты их любишь, у тебя всегда будут их доверие и преданность.

Её слова напомнили мне о Сторми, то, каким образом мы были связаны друг с другом, нашу любовь, доверие и преданность. Я говорю:

– Людям это тоже нравится.

– Некоторым людям. Вообще говоря, при этом, люди более проблематичные, чем собаки.

– Плохие люди, конечно.

– Плохие, те, которые от случая к случаю переходят черту между хорошим и плохим, и некоторые хорошие люди. Даже глубоко любящие, и у которых навсегда отпала необходимость внушать преданность.

– Здесь есть, о чём подумать.

– Я уверена, ты думал об этом часто, Томми.

– Ну, я пойду ещё немного поразнюхиваю, – заявляю я, поворачиваясь к двери, но потом не двигаюсь.

После расчёсывания длинной пышной бахромы из меха на передней лапе собаки, которую страстные любители ретриверов называют оперением, Аннамария говорит:

– В чём дело?

– Дверь закрыта.

– Чтобы не впускать переменчивого механика, Донни, о котором ты так настойчиво предупреждал меня.

– Она открывается сама по себе, когда я появляюсь перед ней извне.

– Ты хочешь сказать – что?

– Не знаю. Я просто говорю.

Я смотрю на Рафаэля. Рафаэль смотрит на Аннамарию. Аннамария смотрит на меня. Я смотрю на дверь. Она остаётся закрытой.

Наконец, я берусь за ручку и открываю дверь.

Она говорит:

– Я думаю, это мог сделать ты.

Вглядываясь в покрытый завесой ночи мотель, где слегка дрожат деревья, я испытываю страх перед кровопролитием, которое, как я подозреваю, мне потребуется совершить.

– В «Уголке Гармонии» нет настоящей гармонии.

Она говорит:

– Но есть уголок. Убедись, что тебя не водят за нос, молодой человек.

Глава 4

На случай, если за мной наблюдают, я не продолжаю разведку немедленно, я возвращаюсь в свой домик и запираю за собой дверь.