Злюсь, конечно. Просила ведь Влада дать мне время, чтобы поговорить с малышом. Так он мало того, что разболтал сыну наш секрет, так ещё и меня вовремя не предупредил…
Ревную жутко. Все дни, когда по вечерам он играл с Жориком, я ревновала. Но тогда мне удавалось убедить себя, что ничего криминального не происходит. Однако теперь внутренняя сирена ревёт изо всех сил, предупреждая об опасности. И никакие логические рассуждения не могут повлиять на разгоревшуюся внутри панику.
Накануне важного заседания кафедры мне только этого стресса не хватало.
Первая реакция — вломиться к Владу и наехать на него с обвинениями. Даже успеваю выскочить в коридор и направиться в сторону его комнаты. Хочется от души побить его. С удовольствием колошматила бы наглеца, как боксёрскую грушу. Но понимаю, что он, скорее всего, перехватит и зафиксирует мои руки ещё до того, как я успею хотя бы раз его ударить. Мне бы накричать на Влада и покусать обвинениями. Но разве от этого Жора забудет слова отца?
Хорошо, если удастся выпустить пар и успокоиться после этого. А если я только сильнее разозлюсь? Как потом собираться для доклада?
Не дойдя до места назначения, возвращаюсь к себе. Ну уж нет. Завтра мне нужно во что бы то ни стало хорошо выступить, ответить на все вопросы и получить рекомендацию для защиты. И никакой Розовский со своими пакостями мне не помешает!
Потом я поеду с Вайнштейном в столицу. И пока он будет заниматься своими делами, встречусь с адвокатом и обговорю возможные пути выхода из сложившейся ситуации с наименьшими для меня и сына потерями.
Поднимаясь по лестнице на кафедру, волнуюсь. После той ужасной истории с Васильевым я с некоторыми коллегами ни разу не виделась. А они мне наверняка все кости перемыли, по десять раз обсудили между собой и осудили. Деликатностью наши дамы точно не страдают. Одна Татьяна Павловна чего стоит…
Опасения оказываются напрасными. Если кто-то и шепчется о чём-то у меня за спиной, то вида не подают. Доклад воспринимают хорошо, задают много вопросов. Доцент Алексеенко, как обычно, пытается строить из себя самого умного и спрашивает какую-то чушь, не имеющую отношения к моей работе, но я нахожу способ выкрутиться так, чтобы и его не обидеть, и не молчать как рыба.
В итоге я получаю заветную рекомендацию. И в ближайшее время меня ждёт бюрократический марафон. Но перед тем, как заняться вплотную оформлением бумаг и получением выписки из протокола заседания кафедры, я уезжаю в столицу.
Намереваюсь вечером высказать Владу все обвинения. Совсем берега потерял — действует тайно у меня за спиной! Но я так счастлива после заседания, что боевой настрой быстро сходит на нет.
Я подумаю об этом завтра.
В аэропорту меня немного потряхивает от стресса. Я не первый раз лечу самолётом, да и шансы разбиться мизерные, но страху это объяснить невозможно. Он иррационален и не подчиняется логике. В идеале меня нужно перевозить по воздуху под общей анестезией.
Ещё и Жорик всё время ожидания посадки хулиганит сильнее, чем обычно. Ему скучно сидеть на одном месте. Большая часть пассажиров — бизнесмены, которые не хотят терять несколько часов на путешествие по земле. Полный мужчина справа от нас недовольно косится на ребёнка, гоняющего вприпрыжку туда-сюда по залу ожидания.
Ненавижу такие взгляды. Чувствую себя виноватой, хотя я никак не могу повлиять на сына. Галина тоже стоит посередине зала и просто следит за малышом глазами, готовая в любой момент ринуться на помощь.
Жорик уже не успокаивается, не отвлекается и не останавливается. Он слишком перевозбуждён. Вечный двигатель в действии.
— Он всегда такой подвижный? — спрашивает Вайнштейн с улыбкой.
— В основном да, — согреваюсь его тоном. Для любой матери очень важно, чтобы окружающие принимали её ребёнка таким, как есть. — Хотя обычно удаётся его чем-то занять, но сейчас точка кипения уже пройдена, ничего не поможет, пока не свалится без сил и не уснёт.
— Ему нужно брата или сестру. Он будет тебе помогать и остепенится. Мой старший внук тоже шустрик был поначалу. А вообще, из таких детей вырастают гении, — подмигивает.
Киваю, улыбаясь в ответ. Из рассказа Влада я помню, что Роберт — завзятый семьянин.
— Вы с Владом давно вместе?
— Мы поженились семь лет назад, — говорю о первой свадьбе и поневоле вздыхаю.
Не люблю вспоминать о том, как мы когда-то были счастливы. Больно осознавать, как бездарно мы распорядились нашей любовью, как глупо и нелепо всё разрушили.
— Надо же! Семь лет, а муж по-прежнему смотрит на тебя как влюблённый по уши молодожён. Хотя я не удивлён. На такую красавицу иначе смотреть невозможно, — и снова подмигивает.
— Да ну, вы как скажете… — кажется, заливаюсь краской. Щекам становится горячо.