Иные песни

Кабина обставлена чрезвычайно скромно, как видно, чтобы не заслонять панораму космоса, — без мебели, без украшений, несколько ковриков и подушек, брошенных на пол. Сильнее всего сияние звезд сдерживало постоянное свечение самой ладьи, пиросный жар, направленный и внутрь нее.

— Лакатойа, Дева Вечерняя, — сколько раз я уже возил ее вниз и обратно? Последний раз, кажется, года полтора назад, да; и она говорила мне, что наконец-то, похоже, нашла человека. Это все и так уже зашло слишком далеко, нечего ждать, Госпоже должно принять решение, едва только это началось в океаносе, на южных островах, и в Земле Гаудата, в Южном Льду, кто знает, что там происходит, в морозе, в снежных метелях. Лакатойа желала, чтобы я спустился туда прямо с неба, но «Уркайа» не выдержала бы такого холода. Знаю, у Госпожи свои причины, старые ненависти, зачем бы ей, в конце концов, спасать тех, кто ее Изгнал, — но это ведь оно сперва пришло к нам. Проведаешь Отвернутое Узилище? Прикажи свозить тебя. Нужно ударить как можно быстрее.

Ударить. Как можно быстрее. Господин Бербелек в молчании грыз грорехи. Меня используют, так я и знал, Шулима меня использует, слепое орудие. (Ярость!) Действительно ли она не хотела смерти Авеля? Та уж точно не помешала планам Шулимы. Ярость! Но ведь именно ярости от меня и желают.

Он отер руки, поднял взгляд на округлую тень Луны, которую «Подзвездная» догоняла по пологой дуге; Солнце, в своем ежедневном круженье над Землей, было теперь совершенно невидимо из-за Луны, бегущей вокруг Земли почти с той же скоростью, — но изменение это возникло из-за изменения положения ладьи, а не из-за астрономической меканики. Впрочем, Солнце — быстрее Луны и в конце концов выйдет из-за нее (либо из-под нее — если ладья изменит плоскость орбиты). Тогда вокруг внутреннего трюма «Уркайи» растянут черный шелк, чтобы земляне не ослепли. А вот что ощутят здесь, в голове, сами лунники?

— Еще ничего не решено, — сказал господин Бербелек, высматривая в лунной тьме огни городов Иллеи. — Если цена будет соответствующей…

Омиксос Жарник взорвался смехом — так, что на бицепсах и груди его загорелась дюжина крохотных огоньков, как если бы он выпустил огонь сквозь поры на коже.

— Хочешь с ней торговаться! Назовешь Иллее цену и — «соглашайся или нет»! Ха!

— Раз уж ее дочь посвятила столько времени… Полагаю, что ей придется согласиться.

— Ха! — Наездник Огня промокнул золотые искры в уголках глаз. — Хотел бы я на это посмотреть!

— Скажи, — господин Бербелек взглянул на гиппиреса, — какова подходящая цена за первородного сына?

— Ах!

Омиксос замолчал на миг. Долил себе вина, гостю — воды.

— Месть, — сказал наконец.

— Да.

— Кого обвиняешь? Иллею?

— Мне кажется, они желают купить мою месть, что все так и планировалось. Не знаю, летел бы я вообще сейчас, если бы не ради мести, собственно. Но сам я никогда не думал так: «месть». Лишь теперь вижу, что такова Форма. И что именно так это и выглядит с их точки зрения. Должен был он погибнуть? Не знаю. Но — помогло.

Омиксос сделался серьезен, почесал голый череп. Внимательно посмотрел на господина Бербелека из-под тяжелых век. Над его правым плечом восходила некая исключительно яркая звезда — Венера?

— Оказываешь мне честь своей искренностью, — проворчал гиппирес; он и вправду выглядел сконфуженным, это была не ирония. — И что я могу тебе сказать, эстлос? Я лишь однажды видел госпожу Иллею, издалека, когда та принимала клятву гиппирои. Я не мудрец. Но. Но — да. Отчего ее называют Жестокой? Подумай. Послала вниз, меж страшнейшими своими врагами и в пасть величайшей опасности свою единственную дочь.

Господин Бербелек кивнул.

И уже до конца беседы форма ее удерживала сторону меланхолии. Поднявшись, чтобы уйти, и глядя, как гегемон «Уркайи» открывает перед ним дверь и благодарит коротким поклоном за морфу высокой искренности, господин Бербелек понял, что на самом деле выиграл и подчинил себе гиппиреса, пусть даже заранее и не планировал такого; что это — тоже способ, и что такими путями тоже восходят на троны.

Несмотря на боль, крепко пожал предплечье Омиксоса.

— Лакатойа была права, — сказал Жарник. — Толково выбрала, эстлос. Именно кого-то такого нам и нужно.

— Кого?

— Кратистобойца.