Иными глазами (Очерки шанхайской жизни)

Впрочем, некоторые наши соотечественники русскими себя уже не считают.

«..Мы даем деньги взаймы безвозвратно, — говорится в передовой, — мы готовы уступить часть островов… мы согласились отдать под контроль государства, которые мы освободили…»

Трудно предположить, что кучка эмигрантов, обосновавшихся в Сан-Франциско, «дает взаймы безвозвратно», «уступает острова» и широким жестом «отдает под контроль государства, которые мы освободили». Ясно, что речь идет об американцах, и что передовик причисляет себя к американцам!

Но к чему же тогда все эти боярские кокошники и цыганские хоры, к чему гитаристы Яши и балалаечники Кости, к чему русские газеты? Если русский человек получил иностранное гражданство

— будь гражданином чужой страны! В этом — тяжесть и горечь иностранного паспорта. Будь американцем, воспитывай детей по-американски, вообще «позабудь про камин» — как поется в старинном романсе.

Но нет. Русский человек — хочется ему или не хочется — всегда остается русским. И бессознательно стремясь оставаться русским в условиях эмигрантской действительности, утеряв живую связь с родиной, такой человек будет представлять собой то карикатурное зрелище, какое представляют наши соотечественники в Сан-Франциско: не русские и не американцы.

НЬЮ-ЙОРК

За два года до смерти известный эмигрантский поэт, пушкинист и литературный критик Владислав Ходасевич писал своему другу такие строчки:

«… Я — вроде контуженного. Просидеть на месте больше часу — для меня пытка. Я, понимаешь, стал неразговороспособен. Вот если бы я мог прекратить ужасающую профессию эмигрантского писателя — я бы опять стал человеком. Но я ничего не умею делать».

И, действительно, нет ничего страшнее, опустошительней для души, чем эта, заводящая в беспросветный тупик, профессия эмигрантского литератора.

* * *

Так называемый «мозг эмиграции» — известные писатели, журналисты, публицисты — перенесли свою «штаб-квартиру» из Парижа в Нью-Йорк. «Декламация о России и плач об утерянном» несутся теперь из этого американского центра. Декламаторы стали старее. Убелились сединами. Многие уже поумирали. Но «дело борьбы с большевизмом» продолжают оставшиеся в живых.

Оставшиеся физически в живых издают толстый журнал, выходящий раз в три месяца.

Литературное детище покойных парижских «Современных записок» — «Новый журнал» — чистенько издан, написан прекрасным русским языком. Еще бы! Ведь в нем принимают участие такие «генералы от литературы», как Бунин, Алданов, Осоргин, Вишняк. Публицисты «Нового Журнала» — люди, обремененные высокой культурностью. Они запросто употребляют в тексте латинские, немецкие, французские фразы, оставляя их без перевода: читатель подозревается в такой же высокой культурности. Читатель польщен и застывает от почтенья перед мудрыми старцами.

Этот новый журнал ведется по старой доброй традиционной программе эмигрантских журналов:

1) Воспоминания и некрологи.

2) «Открывание глаз» хозяевам-иностранцам на Россию.

Художественно-литературных произведений в журнале немного.

Типичным для них является рассказ «Таня», принадлежащий перу нобелевского лауреата Ив. Бунина, чьи акварельные описания природы всегда вызывали восторги современников. Своей легкой кистью Бунин с прежним умением набрасывает картинки русского розовеющего снега, русского лиловеющего неба, русских чернеющих деревьев. Вообще, в этом рассказе Бунин не отступает от своей прославленной специальности: зима в русской деревне. Розовеющие снега обрамляют тему рассказа: молодой барин последний приезд в родные места ознаменовал тем, что соблазнил горничную…

Соблазненная горничная улыбается сквозь слезы улыбкой, полной любви. Соблазнивший барин, как водится, уже разлюбил. Ему наскучили снег и закат, и танины глаза, и другие простые радости жизни. Он мечтает о Петербурге, шампанском и цыганских хорах!..

Тема о соблазненных горничных и быстро остывающих баринах — весьма не нова. Ее не спасают никакие рамки из снегов и деревьев. Рассказ написан в грозные апокалиптические годы страшной войны. О таких именно годах проникновенно писал Ал. Блок. Но нобелевский лауреат не желает принимать участия в настоящем. Он весь в прошлом. Весь во власти тихой и сладкой грусти об ушедшем. Грусти мертвеца…

М. Алданов печатает свой новый роман «Истоки», написанный с обычным алдановским холодным мастерством. Роман — исторический, из эпохи Александра II и Бисмарка. В романе встречаются очень живо описанные знаменитые современники: Достоевский, Бакунин, Вагнер, Лист. Еще бы не интересно! Но говорить об этом романе рано: он далеко не закончен.